Болтон что-то жалобно мычал, протестуя и практически не сопротивляясь, но не оттого, что боялся завалиться, — он все еще находился в состоянии наркотического опьянения, а его противник намного превосходил его численностью. Ник тоже помогал облачаться в доспехи Киту, и делал он это профессионально и с особой тщательностью. Закончив экипировать Болтона, Ник раскрутил его, как при игре в жмурки, и отпустил.
Желая досконально изучить все, что связано с рыцарским вооружением, Скэлли еще раньше примерял шлем, надетый теперь на голову Болтона. Шлем был изготовлен на человека крупнее Болтона, и даже если по размеру шлем подходил ему, то и в этом случае из него ни черта нельзя было увидеть. Дышать в нем тоже не было возможности — воздух поступал внутрь через два маленьких пробитых отверстия, — и даже такой многообещающий специалист, как Скэлли, не мог в нем долго находиться, панически боясь задохнуться, не говоря уже о Ките. Скэлли не удивился, когда Болтон на своем пути уткнулся в стену, затем ударился о стол, сбив лампу, которая упала и со звоном разбилась. За лампой последовал кофейный столик, о который он споткнулся и упал на кушетку. Болтон надеялся, что его там оставят в покое, — поиграли и хватит, — но парочка рок-звезд или повес — а может, это были наследники, а может, кто-то из новеньких — подняли его на ноги и, ухватив за латные перчатки, вновь раскрутили, направив на камин.
Любовники и любовницы светского общества также жаждали принять участие в игре. Одному из них пришла в голову идея ударять ложечками для кокаина по шлему Болтона, и те, у кого они были, приступили к этому занятию. Не пользовавшиеся ложечками били флакончиками. Не пользовавшиеся флакончиками били стеклянными трубками и разбивали их. Повсюду лежало разбитое стекло от рождестве неких елочных шариков и от других стеклянных предметов. У кого нечем было бить — хватали все, что попадало под руку, включая кочергу и другие металлические предметы у камина. В поисках тишины и спокойствия Болтон, распихивая своих обидчиков, направился к стеклянной двери, которая вела во внутренний дворик, и, выйдя туда, с грохотом и лязгом свалился прямо в бассейн. Из гостиной все разом повалили следом, чтобы посмотреть, чем это закончится. В гостиной не осталось никого, кроме Рэчел и Сюзан, прильнувших друг к другу в затяжном французском поцелуе. Они целовались так, словно они его изобрели.
От Рэчел пахло водкой, но этот запах не перебивал более сильного запаха влагалища, который Сюзан ощущала на своей щеке и руке Рэчел. Ее тело было худое и костлявое, тазобедренные кости проступали даже через кожаные брюки. Часть души Сюзан витала где-то под потолком, взирая на то, что происходит внизу, и удивляясь, что делает Сюзан в одежде негодяйки, с такой же короткой стрижкой, обхватив за бедра и страстно целуя языком эту дрянь, которая трахалась с ее мужем и обратила его в «оборотня», а потом убила, а сейчас с помощью негодяев убирает подонка Болтона.
Часть души, оставшаяся с Сюзан, поглядывала искоса на летающую половину, всем своим видом говоря, что все идет как надо, поскольку она выполняет задание, и не этим ли занимались на ее месте мужчины, трахая негодяев? В любом случае она не помогала убивать подонка. Она потерпела фиаско.
Летающая часть души говорила: «Я вижу это».
Часть, оставшаяся внизу, просила: «Помоги мне».
Наконец Сюзан и Рэчел разомкнули объятия и, взяв друг друга за руки, пошли к бассейну, протискиваясь через толпу. Они стали на край бассейна и начали наблюдать за тем, как тонет Болтон, за реакцией стоящих рядом людей. Сюзан с удивлением обнаружила, что для большинства присутствовавших эта сцена не имела продолжительного интереса, и они стали возвращаться в гостиную, разливать напитки, курить и нюхать наркотики. К тому времени, когда последние пузырьки воздуха поднялись на поверхность, ушла Рэчел, потягивая наркотик из стеклянной трубочки, переданной Ником Айвори. Единственными, кто остался у бассейна, были Сюзан и мужчина в полосатых брюках и синей рубашке «Лакосте».
— Помоги ему, — сказала Сюзан, но человек лишь посмотрел на нее, ибо она не произнесла этих слов вслух. Скорее эта фраза означала: «Помоги мне».
Сюзан знала, что, хотя человек в полосатых брюках и промолчал, он ей поможет. Этим человеком был Джон Барнс.