А как же «Собранье качеств, в каждом из которых печать какого-либо божества»? – Шекспир и здесь объективен:
Лоб, как у Зевса, кудри Аполлона,
Взгляд Марса, гордый, наводящий страх,
Величие Меркурия, с посланьем
Слетающего наземь с облаков.
– Все качества чисто внешние, нет никакого указания на нравственный облик. Ни о доброте, ни о мудрости или справедливости речи нет. Шекспир создал вполне законченный и целостный образ деспота-феодала, наделенного могучей физической силой. (Поэтому, кстати, безосновательна трактовка влюбленности Гертруды в Клавдия по причине дряхлости мужа и победительной молодости хорошенького его братца). Гамлет-отец – победитель Фортинбраса-отца, завоеватель Норвежской территории, он тот именно правитель, при котором в Дании расцвели обычаи придворной гульбы, ему привычно спать в саду «в свое послеобеденное время». Как же такого человека, помимо естественной сыновней привязанности (для которой, честно говоря, судя по материалу пьесы, тоже нет особенных оснований), любит Гамлет? За что?
Может быть Фортинбрас даст ответ?
Фортинбрас – сильная рука… «Набрал по всей Норвегии отряд за хлеб готовых в бой головорезов». Норвежский принц, про которого нам известно, что только вмешательство его царственного дядюшки остановило его нападение на Данию. A бредовая агрессия в Польшу? – Какой реальный и узнаваемый тип сегодняшнего завоевателя-террориста. Человек без сомнений, человек, абсолютно уверенный в своей силе и в праве эту силу применить так, как ему заблагорассудится. Но Гамлет находит его «великим», – за него отдает свой голос умирая, оставляет ему свой трон.
Как быть с этим?
Конечно, можно все объяснить идеалами Возрождения, представлением Шекспира об идеальной власти, как о власти сильной и беспощадной. Но ведь это не так! И Гамлет-отец, и Фортинбрас – весьма точные отражения других тиранов, тиранов из других пьес Шекспира, авторское отношение к которым высказано вполне недвусмысленно. Рядом с ними смело могут стать Макбет и Ричард III, Эдмунд из «Лира»... Дорога им всем одна – в ад. Но именно они – отец и Фортинбрас – являются предметом идеальных устремлений Гамлета, его образцом для несостоявшегося подражания. Вот один из важнейших парадоксов трагедии.
Оставив пока на совести датского принца его нравственную и идеологическую неразборчивость, для себя мы должны определенно усвоить: этот идеал, безусловно, порочен, мы можем его только отрицать, а потому и неизбежно следует отделить наши представления об идеальном положительном герое от личности Гамлета, равно как и от его представлений об идеале. Но может быть, мы что-либо поймем в системе идеалов автора, если обратимся к личности антагониста трагедии?
– Сюжетно Гамлету противостоит Клавдий. Сколько ругательств на его голову (правда, – заглазно) обрушивает Гамлет! «Животное», «шарлатан», «кровавый, лживый, злой, властолюбивый», «Петрушка в королях, карманник на царстве»! – и еще, и еще... А больше о нем практически нет никаких других отзывов и никому не дано его хоть как-то защитить. Только его собственная самозащита, только его поступки, чувства, мысли. Да, он – убийца. Но мало ли мы знаем в истории примеров взошествия на престол через кровь? Мы почему-то забываем, что Александр I – фактически отцеубийца, но ведь даже Пушкин приветствует «Дней Александровых прекрасное начало»! А Брут, которого с такой нескрываемой симпатией рисует сам Шекспир в «Юлии Цезаре»? (Мы еще не раз обратимся к этой пьесе). Да и вообще, какой государственный переворот обходится без крови, пролитой и в прямом и в переносном смысле?! Что испытали в душе эти убийцы во имя прогресса, сказать трудно: правители большей частью избегают обсуждать подробности взошествия на престол, а тем более описывать свои переживания по этому поводу. Зато Пушкинский Борис Годунов о многом может порассказать.