Фрост посмотрел ей в глаза, а потом медленно ответил:
— Это было много лет назад. Во Вьетнаме. Как-то после артиллерийского обстрела вьетконговцев рухнувшей стеной придавило одного старика. Никто не хотел возиться с ним и извлекать его из завала, говорили, что он все равно умрет. Ну, и вот…
— Да, я знаю тебя, — сказала Бесс; ее голос звучал очень мягко, в нем была какая-то особая теплота.
— Короче, я вытащил его. Он немного говорил по-английски, а я знал пару вьетнамских фраз. В общем, мы побеседовали немного. Да, старик умирал, но, по крайней мере, под лучами солнца, а не под грудой камней. И тогда он дал мне это кольцо.
Камень из него он продал, чтобы купить еду для своих внуков, но оправу сохранил. Вещь принадлежала еще его бабушке и хранилась в семье много поколений. Старик сказал, что все его родственники погибли и поэтому он отдает кольцо мне. Я ответил, что могу положить кольцо вместе с ним в могилу, но вьетнамец не хотел. “Возьми его”, — настаивал он. И я взял. Здесь я отдал его в ювелирную мастерскую, чтобы подогнать под твой размер. Ну, и вставить камень.
С этими словами Фрост надел кольцо на безымянный палец левой руки женщины.
— Ты рада, Бесс?
— О, Хэнк, — она обхватила его руками за шею, прижалась к нему всем телом и крепко поцеловала в губы. — Я очень рада. И я люблю тебя, — прошептала Бесс.
Фрост чуть скосил глаз и заметил двух пожилых леди, которые уставились на них с открытыми от негодования ртами. Ох, уж эта английская добропорядочность… Капитан еле удержался, чтобы не показать им язык. Вместо этого он посмотрел на Бесс и увидел слезы в ее глазах.
— Что случилось, родная?
— Ничего, Хэнк, все хорошо. Ты закончи здесь, а я на минутку выйду в туалет.
Она коснулась губами его щеки, развернулась на своих высоких каблуках и двинулась через зал.
— Простите, сэр, — с улыбкой сказала продавщица за прилавком. — Если вы не возражаете, я бы хотела вас поздравить.
Фрост улыбнулся в ответ.
— Спасибо, — сказал он, забрал пустую коробочку и квитанцию и взглянул на свое запястье. — Да, “Ролекс” — это вам не хвост собачий, — пробормотал он с довольным видом.
Фрост решил подождать Бесс здесь, у ювелирного отдела. Когда он был маленьким, то однажды потерялся в универмаге — всего на пять минут — но страх остался на всю жизнь.
Капитан огляделся и заметил рядом несколько игровых автоматов. Что ж, вполне годится, чтобы убить время. Он не спеша двинулся в нужном направлении, засунув руки в карманы.
Внезапно что-то раскатисто громыхнуло и чья-то огромная тяжелая рука с силой толкнула Фроста в спину. Капитан полетел прямо на застекленный стенд с выставленными на нем ювелирными изделиями, отчаянно выбросив вперед руки, чтобы защитить лицо и единственный глаз от осколков. А потом над ним сомкнулась темнота…
Глава вторая
Фрост открыл глаз, что-то пробормотал спросонья. И посмотрел на мужчину, который сидел рядом.
— Извините, я, кажется, задремал, — сказал он и выглянул в иллюминатор, еле сдерживая зевок.
День был ясный и погожий; под самолетом проплывали аккуратно размеченные поля, однажды Фрост даже увидел, как по земле скользнула тень самого лайнера.
Капитан закурил сигарету и подумал о Бесс.
Взрыв бомбы в лондонском универмаге практически уничтожил весь второй этаж, где в то время находилась Бесс. Ее могила на кладбище в пригороде Чикаго — там жили ее родители — осталась пустой. Никаких останков обнаружить не удалось.
Кроме Бесс от взрыва погибли еще одиннадцать человек, шестьдесят семь получили ранения различной степени тяжести. Сам Фрост тоже был оглушен взрывной волной и заработал несколько порезов и синяков. Но он очень легко отделался.
Когда через два часа его выпустили из больницы после оказания первой медицинской помощи, Фрост вернулся к зданию универмага, окруженного полицейскими кордонами, и долго стоял там. Просто стоял и смотрел. Молча. Неподвижно.
Уже в час ночи сержант полиции подошел к нему и спросил, почему он тут стоит. И тогда Фрост заговорил, его словно прорвало.
“Смерть близкого человека очень характерно влияет на нас, — подумал он, гася сигарету в пепельнице и снова поворачиваясь к иллюминатору. — В какой-то момент нам просто необходимо выговориться, излить душу, пусть даже совершенно постороннему человеку.
Наверное, таким образом мы сохраняем наш рассудок в относительном порядке, но интересно, что в такие минуты мы рассказываем чужим даже то, в чем далеко не всегда имеем смелость признаться и самим себе”.
У сержанта как раз был перерыв, и они с Фростом пошли в ночной бар. Полицейский заказал чашку кофе — его дежурство еще не закончилось, а Фрост удовлетворился бокалом пива.
Он достаточно знал себя, чтобы понимать: стоит ему начать пить по-настоящему, и он уже не остановится.
Капитан рассказывал случайному собеседнику о Бесс, о том, какой замечательной женщиной она была, об их намечавшейся свадьбе, о том, как они познакомились, вспомнил даже ее слова о фигурках на свадебном торте, из которых у одной на глазу должна была быть черная повязка.