Я вздохнул, вспомнив случай, который произошел пять дней назад недалеко от моего дома в Затопине. Случай из ряда вон выходящий, клинический, ужасный... Он заставил меня задуматься о безопасности моих родных и близких и держать заряженное ружье не в кладовке в железном ящике, а под кроватью. Четырнадцать лет назад, когда я, будучи сопливым подростком, играл в «Зарницу» в военно-спортивных лагерях, в Затопине произошло жестокое и бессмысленное убийство, которое повергло в шок всю деревню.
В те горбачевские времена, как известно, царил сухой закон, магазины со спиртными брались с боем, который часто кончался увечьями, а то и смертью страждущих мужиков; самогон варили все, кому не лень, не только в деревнях, но и в квартирах многоэтажек. Люди, которые отродясь спиртного в рот не брали, запасались водкой, потому что в те времена она была самой «твердой» из всех валют. В общем, смутное было время...
Через два дома от нас жила некая тетя Люба, которая гнала самогон круглосуточно, причем самогон этот был настолько хорош, что за ним приезжали со всех окрестных деревень и даже из района. В избе у нее было что-то вроде ликероводочного завода: стандартные пол-литровые бутылки, пробки с «винтом», конвейер... Участковый ее не трогал, потому что сам гужевался в ее «погребах». Любина прибавка была больше самого жалованья милиционера.
В общем, тетя Люба процветала. Ее старший сын Володька по выходным рассекал по деревне на новеньких «Жигулях» — он учился в сельхозакадемии и снимал квартиру в Москве, вернее, мать ему ее снимала. Младший, Максим, учился тогда классе в пятом, был отличником, учителя даже ставили его в пример другим ученикам. Самогоноварение матери не мешало ребенку как следует учиться. Надо отдать должное тете Любе, она все делала для детей, как говорится, для них жила. Каждый зарабатывает деньги, чем может...
Однажды, вернувшись из школы домой, Максим обнаружил мать лежащей в подвале в луже крови. Она уже была мертва — кто-то ударил ее по затылку топором. Максим, недолго думая, схватился за ружье и побежал разыскивать преступника. К счастью для убийцы, милиционеры нашли его раньше, чем двенадцатилетний пацан. Убийцей оказался тракторист из соседней Константиновки. Повод для убийства выявился, конечно, ничтожный. У нас так часто бывает... С утра тракторист взял у тети Любы бутылочку, «принял на грудь», а поскольку показалось мало, к обеду взял еще... Медики говорят, что литр алкоголя — доза смертельная. Но только не для тракториста. Ему и литра показалось мало. Денег, конечно, больше не было, и он отправился к женщине просить водки в долг. А у тети Любы принцип: в долг никому не давать. Ну и правильно, стоит только один раз пойти на поводу у пьющих мужиков, и все — повадятся пить «на халяву», погубят бизнес! В общем, отказалась она давать трактористу водку, и тогда он, вспылив, схватился за топор... Убил тетю Любу, набрал водки столько, сколько смог унести, и побежал пить, пить, пить... Пил, конечно, не один, в компании. Никто из собутыльников даже не поинтересовался, откуда у него такое количество спиртного. Им лишь бы лилась...
На суде, после того как трактористу зачитали приговор — двенадцать лет, — Максим поклялся при всех, что, когда тот выйдет с зоны, он его «замочит». Такой вот отличник...
Парень выучился, закончил школу, затем Плехановку, устроился в одну фирму с приличным заработком. В общем, все у него, как говорится, «было путем». Не женился только, говорил — рано... И вообще ни с какими девушками не сходился. Поговаривать стали злые языки, будто нетрадиционной ориентации паренек. Это я только сейчас понял, почему он девушек избегал...
А тот тракторист отсидел положенное от звонка до звонка и вернулся в Константиновку. И обнаружил, что за ото время жена от него ушла, дети выросли и разъехались кто куда, в общем, остался он на старости лет бобылем. Впрочем, ненадолго. Скоро познакомился он с одной затопинской вдовой, стал к ней захаживать, а скоро и вовсе жить переехал. Вел себя тихо, пил мало, рассказывал мужикам, что на зоне все здоровье потерял, поэтому теперь ему не до питья. По той же причине не работал — сидел на шее у вдовы, которая его кормила, одевала, обувала...
Пять дней назад он возвращался из Выселок с полным бидоном молока — корову вдова не держала, больно много хлопот, молоко и сливки брали у двоюродной тетки задарма, — в каких-нибудь тридцати метрах от нашей околицы его окликнул Максим. В руках у него был охотничий карабин. Тракторист сразу все понял и побежал, но разве от пули-дуры убежишь? Максим выстрелил в него восемь раз, а потом бросил оружие в траву и пошел сдаваться участковому...
Все произошло обыденно и просто, безо всяких эффектных сцен, какими пестрят наши кинобоевики. Окликнул, выстрелил, сдался. Выполнил, стало быть, свое обещание. Все эти годы он носил в себе клятву кровной мести, она сидела в нем глубоко в подсознании, не позволяя самому привязываться к людям и привязывать их к себе. Произнеся в суде эти страшные слова в двенадцать лет, он обрек себя на одиночество. Тогда в одно мгновение рухнуло все: карьера, будущая жизнь... В суде конечно же вспомнят сказанное им. А значит, убийство тракториста будут квалифицировать как преднамеренное. Это очень большой срок...
После этого дурацкого случая я окончательно поверил, что, куда бы я ни поехал, где бы ни жил, всегда окажусь на «линии огня». Судьба, выходит, такая, идет за мной по пятам, «как сумасшедший с бритвою в руке».
Настоящий воин всегда воюет, даже когда спит или ест. Вот и преследует меня «война», не давая покоя... Пять дней назад я словно опять оказался в горах Чечни, где, убив человека, ты мгновенно приобретаешь кучу врагов — каждый мужчина из рода будет лелеять мечту перерезать тебе горло и успокоится только тогда, когда исполнит задуманное... Слава богу, что дочка моя Настена в тот день сидела дома — горло у нее что-то приболело...