Стейси всегда были нужны другие люди. Но они ей ничего не должны. И осознание того, что она может быть им по-бытовому не нужна, не ввергало ее в панический ужас. Ей никто ничего не должен — просто это сказать, а осознать непросто. Кажется, Стейси в очередной раз крепко это поняла.
Она оставляла себе изумленный взгляд на мир, огромные дни и каждодневное открытие нового — из детства. Она оставляла себе ответственность за свои поступки, умение решать и абсолютную самостоятельность — из настоящего.
Нет, это не взрослость, это гораздо лучше. Гармония.
И спасибо Дэвиду, который помог ей вспомнить об этом.
Дэвид… Его имя словно горчило на языке, а поцелуй вспоминался сладким. Напевая, как обычно за работой, и водя валиком туда-сюда, Стейси думала о том, что еще два дня — и эта иллюзия завершится. Нужно извлечь из этого как можно больше пользы.
Например, научиться никогда больше не интересоваться парнем, если он уже занят. Да еще и твоей собственной сестрой…
Дэвид заработался настолько, что спустился вниз, когда уже сгустились сумерки. Он ощущал зверский голод и удивлялся, почему Стейси не позвала его ужинать. За короткое время он так привык к этим совместным ужинам, что подозревал: ему будет очень не хватать их, когда Стейси уедет.
А она уедет, это он точно знал.
С ее честностью, прямотой и непримиримостью к чужим выкрутасам она соберет вещи и уберется из этого дома немедленно, как только узнает правду.
Внизу было темно, только из кухни сочился свет. Дэвид осторожно заглянул туда: Стейси была на кухне. Она сидела за столом, уронив голову на руки, и спала. Руки у нее были в неотмытых пятнах краски. Краской ощутимо тянуло из гостиной, куда Дэвид благоразумно не стал пока заглядывать.
Он стоял и смотрел на спящую Стейси. В свете лампы ее лицо казалось совсем юным и невинным, но это была не фея, прилетевшая из сказки, а настоящая, живая женщина. Теплая, умная, ироничная, талантливая. И Дэвиду так хотелось бы, чтобы она не уезжала. Осталась с ним еще ненадолго в этой ненормальной иллюзии семейной жизни, в картонном существовании любящих супругов. Только без поцелуев и секса, и слов о любви, а так очень похоже. Это начинало быть невыносимым.
Если бы Дэвид встретил Стейси при обычных обстоятельствах и заинтересовался ею, то все развивалось бы по классической схеме. Он приглашал бы ее в кафе, гулял бы с ней по паркам, на выходных ездил бы на пикники. И все было бы как у нормальных людей. Или как в рекламной картинке, что любят показывать: вот оно, семейное счастье, подсвеченное хорошими софитами, на малахитовой траве. Яблоки непременно зеленые, собака пушистая, дети счастливо улыбаются. Так бы все и было, и даже лучше. Почему же все сейчас так… нелепо?
— Стейси, — тихо позвал Дэвид.
Она не ответила: крепко спала. Тогда он подошел и аккуратно, стараясь не разбудить, взял ее на руки. Стейси не проснулась, только инстинктивно обхватила руками шею Дэвида. Он глубоко вздохнул, стараясь справиться с собой, и понес ее по лестнице в ее комнату. Там, не включая света, уложил на кровать, аккуратно прикрыл покрывалом и замер на минуту, пытаясь справиться с соблазном остаться, лечь рядом и прижать Стейси к себе. Нет, это будет слишком. Он и так уже наделал кучу ошибок. Дэвид снова вздохнул и вышел из комнаты.
Стейси проснулась утром и удивилась, что спит в одежде, лежа на кровати в своей комнате и лишь слегка прикрытая покрывалом. Она не помнила, как добиралась вчера сюда. Кажется, она решила приготовить ужин, присела за стол на минутку, прикрыла от усталости глаза… Все. Провал в памяти. Как в кино.
Стейси села, протерла глаза. Вчерашний дождик уже откатился за горизонт, и в окна било жаркое и совсем уже летнее солнце. Хотелось отправиться на пляж и провести там целый день, лениво валяясь на песочке и ничего не делая. И хорошо бы рядом был смуглокожий красавец, который принесет экзотические коктейли и будет улыбаться своей белозубой, рекламной улыбкой. И на шее у красавца обязательно должна быть цветочная гирлянда, как на Гаити. Или на Таити?
Вместо красавца в воображении вдруг отчетливо нарисовался Дэвид в плавках и цветочной гирлянде, и Стейси хихикнула. Нет, пожалуй, пора завязывать с буйными фантазиями.
Внизу оказалось неожиданно шумно. Стейси, не понимая, что происходит, остановилась на нижней ступеньке лестницы. Входная дверь была распахнута, а в холле Дэвид вполголоса ругался с какими-то людьми в синих рабочих комбинезонах. При виде Стейси вся компания замерла и уставилась на нее так, что она почувствовала себя неуютно. Первым отмер Дэвид.
— Доброе утро. Надеюсь, ты сможешь мне это объяснить?
— Э-э… что именно? — промямлила Стейси.
— Вот это. — Дэвид окинул широким жестом холл. — Приехала машина, груженная какими-то строительными материалами. Из офиса Дайаны. И эти люди хотят все разгрузить прямо здесь. Я ничего не заказывал. — Дэвид нехорошо прищурился. — Дайане звонить рановато, поэтому очень хорошо, что ты спустилась.
— Ой! — Стейси, кажется, поняла, в чем дело. — Дайана вчера спросила меня, действительно ли я намерена заниматься твоей гостиной. Я сказала, что да и что мне не хватает некоторых материалов, но я потом их достану. Дайана сказала, что не стоит беспокоиться. Я не думала, что она…
— Понятно, — процедил Дэвид. Почему-то с утра он был очень зол. — В таком случае вопрос решен. Тебе что-нибудь из этого нужно?
— Я не знаю. Мне надо посмотреть…
В течение следующего часа Стейси разбиралась с грузчиками. И с тем, что они привезли. В ящиках оказалось очень много полезного, но не соответствующего тому, что Стейси намеревалась делать. Поэтому процесс отбора затянулся. Когда грузчики утащили забракованные ящики, часы показывали почти полдень, а в животе зверски урчало. Оставшееся добро было криво складировано в холле. Стейси закрыла дверь за грузчиками, и наступила тишина. Теперь следовало объясниться с хозяином дома.
— Дэвид? Ты где?
— Я здесь. — Он остановился в дверях кухни, засунув руки в карманы брюк. — Закончила?
Стейси поежилась от его холодного тона.
— Я что-то не так сделала?
— А ты сама не понимаешь?
Она окинула взглядом громоздящиеся коробки.
— Ну, Дайана меня не так поняла…
— Дело не в Дайане, Стейси, — отрезал Дэвид. — Дело в тебе. Кажется, я не давал команды на перестройку всего моего дома?
— Я и не собираюсь менять весь дом. Только гостиную, ты же мне разрешил…
— Верно. Но не такие перемены, — кивнул он на коробки. — Я разрешил кое-что подправить, а не перестраивать мой дом, даже не спросив меня. Это мое жилище. Я, и только я, решаю, что в нем должно быть изменено. И я не одобряю самоуправства.
Стейси стало до слез обидно. Она-то хотела как лучше! Но, с точки зрения хозяина дома, Дэвид прав.
— Извини, — выдавила она.
— Извинения принимаются. И я надеюсь на твое благоразумие. Что вот это оставшееся не преобразит мою гостиную до неузнаваемости. Все-таки надо и Лоле немного дел оставить, она же будет здесь хозяйкой… если ничего не произойдет.
— А что может произойти? — прищурилась Стейси.
— Мы разлюбим друг друга и подадим на развод! — рявкнул Дэвид. — Окажется, что наши религиозные убеждения не совпадают! Меня переедет самосвал, я стану калекой, и Лола уйдет от меня.
— Лола никогда не бросит любимого мужа, будь он хоть трижды калекой! — возмутилась Стейси.
— Может быть, — неожиданно миролюбиво сказал Дэвид. — Однако проверять мне не хочется. И не хочется не узнавать собственный дом. Надеюсь, с этим все ясно?
— Да, — буркнула Стейси.
— Завтрак в духовке, разогрей. Я на веранде, и попрошу меня не беспокоить.
— Хорошо.
Она обиделась, и сильно. Вовсе она не собиралась делать кардинальных перемен, но разве объяснишь этому сухарю?! Он только и умеет, что свои цифры считать. Кипя от негодования, Стейси прошла на кухню, разогрела завтрак, съела без аппетита и вернулась к своим — теперь уже своим — коробкам. Ну и что прикажете делать? Не оставлять же задуманное на половине, так не поступают.