— А это сукно изготовляют во Фландрии, в городе Брюгге, — говорила княгиня Констанция, ощупывая плотную ткань.
— Доброе сукно, — подтвердила Добрава.
— А вот енто откель — из Анбурга? — спрашивала с любопытством курносенькая Ольга.
— Нет, светлая княгиня, — поправляла Матрёна. — Сие сукно из града Ипра, тож во Фландрии. А енти вот меха и кожи — с Готланда.
— Где такой? — осведомилась Констанция. — Князь Лев когда-то говорил, но я забыла.
— Готланд — остров. В Варяжском море[85], — пояснил с видом знатока Варлаам.
Констанция одобрительно кивнула ему, а Добрава Юрьевна, зевнув и перекрестив рот, спросила:
— Верно, хладно вельми тамо, в Готланде сем?
— Да, там сильные ветра, частые морские шторма, а вода даже в летнее время хладная, — стал рассказывать Варлаам, вспоминая всё, что знал о Готланде. — На острове этом — большой торговый город Висбю, туда свейские[86] и германские купцы свозят товары. Лунское сукно, меха, ворвань[87].
— Я покупаю вот этот далматик, — заявила Юрата, беря в руки лёгкое изумрудное платье.
— А я скору. Пойдёт мне на шапку, — сказала жена Мстислава.
Констанция примерила, надев на голову, бухарский плат, зелёный с синими и жёлтыми узорами.
— Какой красивый! — ахнула Добрава Юрьевна. — Ими тоже торгуют на Готланде? — спросила она.
— Да, княгиня, эти платы привозят арабские и персидские купцы. Но на Готланде торгуют не токмо ими. Есть ещё меха. — Матрёна принялась доставать из мешка собольи и куньи шкурки, княгини окружили её, и Варлаам, улучив мгновение, тихо сказал Констанции:
— Княгиня, я должен увидеть князя Льва.
Понятливая венгерка быстро сообразила, что за «купец» перед ней. Наигранно улыбнувшись, она медленно сняла плат с головы, свернула его, передала Варлааму и сказала:
— Я сейчас же пойду к князю Льву, пусть он заплатит за эту прелесть столько, сколько ты просишь. Следуй за мной.
Констанция увлекла Варлаама в боковую дверь, за которой потянулся долгий и узкий переход, затем они прошли через гульбище[88] с толстыми дубовыми столпами и очутились возле охраняемого двумя гриднями покоя. Велев одному из стражей сообщить о своём приходе, княгиня вскоре впорхнула в небольшую камору, посреди которой, протянув ноги к печи, с мрачным видом сидел на низком кленовом стульчике князь Лев.
Варлаам, не зная, куда сунуть ненужный уже плат, неловко поклонился ему в пояс. Констанция забрала у него плат, снова набросила его на голову и, капризно скривив губы, сказала мужу:
— Хочу купить. Такая красота. Хвалисская[89] зендянь[90]. Можно носить и зимой, в морозы, и на праздник надеть. Заплати купцу.
— Хорошо. — Лев, ухмыльнувшись, брезгливо отстранил её, но, узнав Варлаама, сразу оживился:
— Низинич! Слава Христу, цел и невредим! — Он вскочил со стульца и заходил по покою, размахивая руками. — Вот, отныне пред тобой — князь Перемышльский! Завещал отец Галич и Холм с Дрогичином Шварну, словно и не я старший сын у него. Словно и не я супротив Куремсы ратоборствовал, и на Австрию с ним хаживал, и под Ярославом угорского круля отбивал! И литву не я усмирял за набеги! Дак нет, отдать Галич юнцу безусому — глупее и измыслить трудно было! А всё она, мачеха!
Констанция при упоминании битвы под Ярославом, когда был разбит руссами её отец, король Бела, обиженно повела носом, как делала всегда, когда бывала недовольна.
— Ты-то как, Варлаам? Маркольт баил: сбежали вы с Тихоном от него. Где укрываетесь ныне? Не отыскали вас литвины? А боярин Григорий, лиха никоего вам не причинил? — забросал князь Лев молодца вопросами.
Варлаам коротко и точно отвечал, замечая, что лицо Льва понемногу проясняется, мрачная злость его уступает место спокойной задумчивости.
— Так как же, служить мне согласны? — спросил князь. — Я вас в обиду не дам. И в накладе не останетесь. Токмо ведайте: дел у вас обоих отныне будет невпроворот.
— Мы согласны, княже, — твёрдо промолвил Варлаам.
Лев остановился у слюдяного окна, забарабанил пальцами по раме, сказал, полуобернувшись:
— Вот как содеем, хлопче. Нынче же отъезжай в Перемышль, жди меня там. Скоро, опосля сороковин, приеду. А Тихон пускай у купчихи покуда остаётся, Маркольт будет чрез него вести передавать.
— А Маркольту веришь ли ты, княже? — спросил Варлаам. Он понимал: они с Тихоном втягиваются в сложную, запутанную игру страстей, тайную и явную, и выигрыш в ней — золотая корона Галича, — или достанется Льву, или… Об этом самом «или» Варлаам запретил себе думать. И ещё была такая мысль: он — служивый человек, его дело — исполнять княжьи порученья и не забивать себе голову тем, что последует за очередным событием.
88
Гульбище — открытая галерея со столпами и колоннами в княжеских или боярских хоромах; балкон, терраса для прогулок и пиров.