— Как же это князь Василько отвёл от Холма беду? — спросил Варлаам.
— А вот как, сынку. Подъехал Василько с троими мурзами татарскими и с толмачом ко стенам холмским, склонить чтоб горожан к сдаче. Жители бо[32] Холма оборужились, самострелов у их великое было множество, и на заборол[33] вышли все, от мала до велика. Набрал князь Василько в руку камешков, стал бросать их и кричать воеводам холмским: «Эй ты, холоп Константин, и ты, холоп Лука Иванкович! Сей город — брата моего и мой! Сдавайтесь!» Но камешек брошенный был для воевод знак условный. Уразумели они, что не велит им князь врата открывать, и стояли они крепко на забороле, а Василька обругали последними словесами. Ну, а татары седьмицу под стенами копошились, да потом отступили, мир створили. После ходили Василько и Лев Данилович с Бурундаем вместях[34] Литву и ляхов воевать, а потом воротился Бурундай в ставку свою, на Днепр. В волостях наших волынских и галицких топерича баскаки татарские сидят — сборщики дани. Забирают людей русских — кого в войско, кого в неволю, с кажного дома берут меха, скотину. В обчем, лихонько.
— А князь Даниил?
— Воротился в Холм, да, говорят, занемог с той поры. Всё на папу, на угров с немцами надеялся, помощи искал, да какая от латинян помощь! Лучше б, верно, с татарами мирился.
— А кто сейчас в Орде царствует?
— Берке-хан, брат Батыев. И, сказывает, в бесерменскую[35] веру он перешёл. И многие мурзы и нойоны[36] им недовольны, и Бурундай в их числе.
— Да, там ведь, средь ордынцев, много христиан. Хоть и толка монофизитского[37], или несториане[38], а всё равно во Христа веруют, — задумчиво обронил Варлаам.
— Ты, сынку, отдохни тут малость да езжай-ка давай, верно, с Тихоном вместях, в Холм, предстань пред княжьи очи, — стал советовать отец. — Так, мол, отмолви, и так. Обучились, дале невмочь было, притеснять начали. Постýпите на службу, а тамо видно будет.
— А вы с матерью как? Тоже вам уехать отсюда надо. Если вороги лихие нагрянут, как обороняться, где хорониться?
— Нет, сынку. Куда нам! Старые, кому мы нужны. Да и дом тут свой, хозяйство. Не бросать же всё. А стены, глядишь, лето-другое минует, отстроят. Смилостивится, чай, Бурундай.
Варлаам тянул из глиняной кружки светлое пшеничное пиво, смотрел на морщинистое узкое отцово лицо, хмурил чело и думал, что всё отныне в его жизни и в жизни родных и близких ему людей будет совсем не так, как раньше. Тяжкая, трудная грядёт на Волыни пора.
Утром явился к нему Тихон, рассказал про свою мать, живущую в предместье у брата-гончара.
— Моим, Варлаам, тож хлебнуть пришлось. Зима голодная была, у брата корова подохла, да жена болела долго, и до сей поры болезная ходит, кашляет. А мать ничего, справная. Молодец она у мя! Никакая хвороба не берёт!
После полудня приятели наскоро собрались и поспешили в Холм. Долго ещё по пути они оборачивались и с тревогой и печалью смотрели на казавшийся им голым, раздетым без укреплений меж крутых холмов Владимир. Серебрилась окружённая болотами извилистая Луга, птицы спешили навстречу им в тёплые края, шумели листвой деревья, и стучала в волнении в голове у Варлаама мысль: «Как нам теперь? Что будет?»
Он успокоился и сосредоточился на другом, лишь когда показались впереди мощные укрепления города Холма — столицы князя Даниила.
3.
Лет тридцать назад в местах этих, богатых живностью, князь Даниил учинил ловы, выслеживал в лесочках диких кабанов, гонялся за зайцами и лисицами, стрелял из лука диких уток. И высмотрел единожды поутру князь красивую, густо поросшую лесом гору с крутыми, обрывистыми склонами, обведённую вокруг широким полем. Узенькая речка Угор струйкой бежала у её подножия, проваливаясь на дно глубокого оврага, дальше на полночь блестела в солнечном свете топкая низина болота, а за ней, возле самого окоёма, различим был в ясную погоду Буг, по которому в мирное время плыли вереницами торговые суда.
На горе велел князь Даниил заложить малый градец и дал имя ему — Холм. Здесь, вдали от шумного, наполненного боярскими склоками и заговорами Галича, окружённый верными дружинниками, и поселился Даниил вместе со своей семьёй, отсюда рассылал он повеления волостелям и воеводам, здесь принимал иноземных посланников. Множество люду стекалось в Холм, селилось вокруг крепостных стен. Приходили и от немцев, и от ляхов, и из Литвы, и от татар бежали, и от княжеских усобиц из разных уголков Русской земли. Сёдельники, тульники[39], кузнецы по железу, по меди и по серебру умельцы ставили дворы свои на склонах сей красивой горы, обживали берега реки, окрестные овраги и даже на болоте возводили дома на сваях. Рос, украшался, хорошел Холм, с годами превратился он в один из самых больших и славных градов Червонной Руси[40].
33
Заборол — площадка наверху крепостной стены, где находились во время осады защитники крепости.
37
Монофизитство — ересь в христианстве. Соединение двух начал в Христе монофизиты рассматривали как поглощение человеческого начала божественным.
38
Несторианство — ересь в христианстве. Несториане утверждали, что Иисус был рождён человеком и лишь впоследствии воспринял божественную природу. В Средние века несторианство было широко распространено на Востоке, в частности, среди монголов.