Мажорова одолевала бессонница, и тогда он вставал и шел на узел связи, проверял несение службы, помогал радистам. Старался больше работать, гоня от себя бесплодные фантазии. Юрий как-то с иронией подумал: надо же, вспыхнувшая неожиданно любовь помогла улучшить боевую работу узла связи.
Однако шутки шутками, но занятия с подопечными давали свои результаты. Девушек вскоре стали назначать дублерами основных радистов.
Как-то в одну из ночей, когда не спалось, лейтенант Мажоров пришел на узел связи. На ключе работал радист Третьяков, дублером была Кострова. Юрий присел рядом, стал задавать девушке вопросы по работе станции. В ответ — молчание. Проявил настойчивость, допытываясь, в чем дело. Опять ни слова, лишь на губах непонятная ухмылка. Пробовал и так и этак, улыбается радистка и молчит. Стало обидно, досадно, а главное, не понятно, что происходит. Пришлось отравить ее в расположение. Сидел как оглушенный. Из раздумий вывел голос Третьякова.
— Товарищ лейтенант. Тут же все ясно. Влюбилась в вас Кострова и потеряла дар речи.
Эту догадку Мажоров отверг с порога, но почувствовал, как сладко заныло сердце. «Эх, кабы так», — подумал он про себя.
Тем временем в ход событий вмешалась эпидемия гриппа. Заболели оба радиста на станции «Дон». Одного из них заменил сибиряк, прекрасный радист, очень порядочный и честный боец Бацунов, за другого собирался поработать сам Мажоров. Однако лейтенанта поправил начальник оперативного отдела капитан Крылов. Он сказал, что пора вводить в дело новых радистов из девичьего пополнения.
Кострову и Арямину включили во вторую смену. Каждая должна была нести дежурство по 6 часов, разумеется, под контролем Мажорова.
Бацунов отдежурил 12 часов и передал смену Аряминой, та, в свою очередь, Костровой. Юрий помогал сначала одной, и вот; наконец, остался наедине со своей любовью.
Здесь, впервые неумело, он ее поцеловал и услышал от любимой:
— Разве так целуют? Так только к иконе прикладываются. Он честно признался, что не умеет целоваться, но это уже не
имело никакого значения. Вскоре от поцелуев у них уже болели губы. А потом были долгие разговоры двух влюбленных. Здесь Юрий впервые узнал, что он не только любит, но и любим. Что еще надо для счастья в двадцать лет.
Омрачало только одно: впереди была война, война… В любой момент влюбленных могли разлучить обстоятельства, да и смерть ходила рядом. Чувства надо было скрывать. На людях они вели себя подчеркнуто официально. Самое интересное, что маскировка удалась. Об их отношениях знала только самая близкая подруга Тани — Варя Арямина. Но она, к счастью, оказалась не болтливой. Юрий тоже ни с кем не делился своим секретом. Мог догадываться разве что Бацунов, но он — молчун, таких поискать.
Их отношения выдержали все испытания. Уполномоченный СМЕРШа капитан Сутула, бледный, с бегающими глазками, пытался завербовать Кострову. Он предложил ей покровительство в обмен на информацию о Мажорове.
Татьяна не выдержала и влепила Сутуле в лицо все, что она думала по этому поводу. Задохнувшись от возмущения, Кострова сказала, что лейтенант Мажоров прекрасный командир и настоящий патриот, а шпионкой она не была и никогда не будет. Бедный Сутула ошибся: он тоже ничего не знал об их отношениях.
После окончания обучения девушек могли отправить в другую часть, однако лучших, и в том числе и Татьяну Кострову, удалось отстоять и оставить в дивизионе.
Вспоминая о том времени, Юрий Николаевич Мажоров, как-то сказал: «Мне искренне жаль наше поколение. Многие ушли из жизни, не испытав величайшее из чувств — чувство любви. И хотя волей судьбы мы остались живы, а это великое счастье, все равно лучшие годы, когда расцветает любовь, нам не суждено было прожить по-доброму, по-человечески. Прояви свои чувства, откройся, нас бы разлучили. Поэтому приходилось жить двойной жизнью.
Не удалось испытать волнующей радости влюбленных от совместных прогулок, когда, идя рядом с любимой, испытываешь чувство гордости. Не удалось назначать свидания и с замиранием сердца ждать возлюбленную. Да, многого не удалось…»
Понятна горечь фронтовика. И все-таки они выжили! Более того, они нашли свою любовь. Так вместе, бок о бок, пусть и таясь от других, Юрий Мажоров и Татьяна Кострова дошли до Победы.
После окончания войны лейтенант Мажоров обратился с рапортом к командиру дивизиона и доложил о намерении жениться и взять в супруги сержанта Кострову. Это произвело сильное впечатление. Замполит Уржунцев с удивлением воскликнул: «Ай да Мажоров! Ну, маскировщик! Даже я не знал!»
Командир дивизиона дал добро, они поженились и счастливо прожили вместе много лет. Но об этом рассказ впереди.
ПОД «КОЛПАКОМ» У СУТУЛЫ
Лейтенант Мажоров был человеком неугомонным. О таких в народе с улыбкой говорят, что, мол, ищут они на свою попу приключений. Нет, спиртного Юрий не пил, дисциплину не нарушал, службу нес исправно, дело свое знал отменно и нареканий со стороны начальства не имел. За что и был награжден в октябре 1943 года высокой наградой — орденом Красной Звезды. И орден этот ему вручали в Москве, в Кремле.
Мажоров владел особым даром — видеть то, что не умели разглядеть другие. Подвергать критике то, что вчера казалось незыблемым. Совершенствовать радиостанцию, над которой ломали голову серьезные конструкторы, а собирали ее на больших заводах. Чаще всего начальство это раздражало, а порою и просто пугало. Ведь для того, чтобы исполнить мажоровские фантазии, надо закрывать глаза на некоторые пусть и устаревшие приказы, нарушать строгие, хотя и отжившие свой век инструкции, и о ужас, срывать пломбы, которые поставил военпред. А ведь вокруг война, и случись что, за такие штучки по головке не погладят. Тот же капитан Сутула с большим удовольствием отберет оружие, снимет ремни и с улыбкой проводит в особый отдел. А там, как известно, разговор короткий.
Да что там Сутула, свой же начштаба Иванин, знавший Мажорова еще с довоенных, ташкентских времен, собственной рукой грозился расстрелять его. И за что? За то, что «яйцеголовые» конструкторы не довели радиостанцию РСБ до ума и вытолкнули ее в войска.
Все это прекрасно помнил Мажоров, но сделать с собой ничего не мог. Он всегда искал чего-то новенького, неизведанного… Да, да, тех самых приключений на известное место.
Так случилось и в этот раз. Весной, в марте 1943 года, возвращались они на дивизионном «Газоне» с радиопункта домой. Поставленную задачу Мажоров выполнил, зачеты на классность у радистов пункта принял и с чувством исполненного долга ехал обратно.
По этой дороги ездили все и по многу раз, и только он приказал водителю остановиться. В овраге, рядом с дорогой, лейтенант разглядел подбитый немецкий танк. Стоял он тут давно, и никто не обращал на него внимания.
Мажоров приказал водителю взять автомат и выйти из машины. В овраге еще лежал снег, но они подобрались к танку. Гусениц на машине не было, крышка люка открыта. Юрий забрался на броню, заглянул внутрь. В полутьме он явственно разглядел шкалу какого-то радиоприбора.
С шофером они возвратились к автомашине, взяли гаечные ключи, плоскогубцы, отвертку, фонарик. Лейтенант залез в танк, осветил все внутри, огляделся. Похоже, танк был не заминирован. Действительно, в боевой машине находился радиопередатчик. Пришлось его демонтировать и вытащить наверх. У него оказалась разбитой писала, повреждены ручки настройки и слегка помят металлический корпус.
Однако известно, что передатчик должен иметь электропитание. Отыскался и этот блок, установленный у основания башни. На его крышке немцы изобразили красную зигзагообразную стрелу. Это означало предупреждение: «Высокое напряжение».
С большим трудом удалось снять этот блок. Накидные гайки, удерживающие его, сильно окислились и долго не желали откручиваться.
Все добытое «богатство» погрузили в автомобиль и доставили в расположение дивизиона. Теперь было чем заняться в свободное от службы время — исследовать немецкий танковый передатчик.