В Польше крестьяне совсем иные. Достаток другой. Вот таким было первое знакомство радиоразведчиков дивизиона с заграницей. Однако приехали они сюда не на экскурсию, а на войну. И потому главное — боевая работа не прекращалась ни на минуту. Дежурства, пеленгация, сводки, передача разведдонесений в Центр. Как только представлялась возможность, обязательно проводились тренировки радистов. Тут нельзя останавливаться, надо постоянно работать над собой. Иначе теряются навыки.
Для таких тренировок у Мажорова был зуммер с выходом на десяток головных телефонов. Как только после передислокации удавалось найти помещение, какой-либо сарай или комнату в избе, сразу же начались занятия. Проводил их сам Мажоров, иногда — старшина Бацунов. Обычно шла передача текста из пятизначных групп латинских букв или цифр. А также смешанный текстовой материал, в котором присутствовали буквы и цифры. Такой текст принимать было труднее всего. Скорость поддерживали высокую — 100 — 120 знаков в минуту.
За высший разряд выплачивалось небольшое вознаграждение — 17 рублей 50 копеек. Но и оно стимулировало рост мастерства радистов.
В середине сентября вновь передислокация. На этот раз местом квартирования дивизиона стало село с вполне русским названием — Ненадувка. Здесь патрули и часовые стали докладывать о каких-то людях, которые скрытно перемещаются по ночам. Задержать их не удалось, но тревожные доклады поступали командованию постоянно.
В этом селе погиб лейтенант Михаил Шулаев. Он с другими офицерами ловил рыбу бреднем в соседнем озере. На дне оказалась мина. Поскольку село Ненадувку никто не бомбил и не обстреливал из пушек, скорее всего, она была установлена в озере у берега. Разумеется, с расчетом на таких рыбаков.
В селе дивизион квартировал недолго. Уже в середине октября колонна радиоразведчиков стартовала в сторону города Жешув и остановилась в деревне Гженьска.
Радиостанции узла связи пришлось развернуть на… кладбище. Единственное подходящее место, достаточное удаленное от штаба. Поначалу девчата-радистки пугались крестов и могил, но потом привыкли. Дело в том, что практически все крупные воинские начальники старались разместить радиостанции подальше от командных пунктов и штабов. Бытовало мнение, что излучение радиостанций — это хороший маяк для немецких самолетов. И ладно бы общевойсковые командиры, им хоть как-то можно простить подобное заблуждение, но ведь и некоторые начальники частей радиоразведки верили в эти небылицы. Мажоров не раз пытался доказать свою правоту и развеять сомнения, казалось бы, приводил железный аргумент: «Мы сами определяем местоположение немецких станций? Определяем. Но эти данные не годятся для прицельного бомбометания. Так? Так». Соглашались. Но тем не менее в очередной раз загоняли радиостанции подальше.
В доме, где остановился лейтенант Юрий Мажоров, жило несколько полячек. Трудно сказать, чем они зарабатывали себе на жизнь. В основном хлопотали по хозяйству, иногда портняжничали, но чаще всего проводили время за болтовней. На устах была одна тема — почему Красная Армия не бросается на освобождение Варшавы. Что ж, они не жалели русских парней, а те мужчины-поляки, которые болтались в деревнях, почему-то не спешили сложить свою голову под стенами столицы. В общем, Юрий выслушивал обиды полячек. О том, что они пришли и освободили их от фашистов, речь вовсе не шла.
Тем временем в дивизионе сменились некоторые командиры. Начальником приемного центра стал капитан Коптев. Вместо Иванина начальником штаба назначили капитана Козлова. Убыл из части к новому месту службы и переводчик старший лейтенант Доброскок.
Войска 1-го Украинского фронта с боями продвигались вперед, и вместе с ними на Запад перемещался радиодивизион. В начале нового, 1945 года радиоразведчики обошли город Краков и оказались у границы с Германией. Последним населенным пунктом на территории Польши стала деревня Скалунг. Как оказалось, добрая половина села принадлежала немцам. Видимо, они переселялись сюда после оккупации 1939 года. Дома были недавней постройки. Добротные, двухэтажные коттеджи из бревен, на хорошем, высоком кирпичном фундаменте. Внизу — обширные погреба, комнаты для хранения топлива и разного хозяйского скарба. Крыша высокая, шиферная. Большой чердак, где хранилось зерно и мука. Отопление печное.
Мажорова и его подчиненных, откровенно говоря, поразил уровень достатка жителей деревни.
На чердаках, в ларях они увидели запасы муки, зерна, круп. В подвалах поражающее воображение советского солдата количество стеклянных банок с консервированными компотами, вареньем, мясом, птицей. Ведь в ту пору никто из них и понятия не имел, что можно делать консервы в домашних условиях. Не было банок, крышек, закаточных машинок. Все это появилось в нашей стране намного позже.
Обалдевшие от такого изобилия офицеры и солдаты задавали вполне понятные вопросы: нам внушали, что немцы голодают, война привела страну в упадок, а тут добротные дома, мебель, запасы продуктов… Как это объяснить?
Сложно было политруку дивизиона Пермякову, но он быстро сориентировался и объяснил: здесь, мол, проживали фашисты — руководители, начальники, они и награбили себе добра, а остальные голодают. А консервы все отравлены, есть их нельзя. Никто не поверил политруку. Какие руководители в этой польской деревне? Что же касается консервов, то они оказались очень вкусными и доброкачественными.
Перед дивизионом ОСНАЗ стояла прежняя задача: уточнить расположение противоборствующих немецких войск. За годы войны радиоразведчики научились делать это быстро и качественно. Наши специалисты прекрасно знали почерк фашистских радистов и, даже если они куда-то перемещались, всегда находили их.
Развединформация быстро обрабатывалась такими же опытными оперативными работниками и передавалась в Москву. Таким образом, уточнив боевую обстановку, радиодивизион вновь оказался на марше. 31 января 1945 года радиоразведчики пересекли границу Германии. Перед самой границей, у дороги висел огромный плакат: «Вот оно логово фашистского зверя». Первыми городками на немецкой земле оказались Кройцбург и Розенбург.
Дома вдоль главных улиц были разрушены. В воздухе стоял тяжелый запах гари и бензина. Сразу стало ясно, бензин не наш, румынский, из района Плоешти, поэтому и дух такой тошнотворный. Все вокруг говорило о поспешном бегстве врага.
В домах на столах осталась пища, настежь открыты створки шкафов, валялась одежда, белье. Видимо, схватили первое, что попалось под руку, и драпанули. Мажорову не было их жаль. «Теперь и вы почувствуете, что пережили наши люди», — думал он.
Впрочем, несмотря на беспорядок, обстановка в квартирах была не бедная. Мебельные гарнитуры, ковры, люстры, хрустальная посуда, пианино, картины. Все это вызывало злость у наших бойцов. Некоторые срывали с плеча автомат и иступленно расстреливали всю эту роскошь.
На одной из улиц лейтенант Мажоров увидел уцелевший магазин с вывеской над дверью: «Papierwaren» («Бумажные товары»). Двери распахнуты настежь. Вошли внутрь. Все разбросано. На полу груды салфеток, рулоны туалетной бумаги. Солдаты удивленно вертели в руках рулоны.
— Товарищ лейтенант, — удивленно спросили они, — зачем эти рулончики, писать на такой бумаге нельзя.
Пришлось им объяснить. В ответ — смех.
— Ну и дурачье немцы. Им что, газет не хватает.
Что тут скажешь, ни убавить ни прибавить. Такими мы были.
Всякое случалось, ненависть застилала таза. И били, и крушили, и поджигали. С вступлением наших войск в Германию резко изменился тон пропаганды. Теперь уже говорили, что Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Командиры и политруки стали призывать прекратить бессмысленное уничтожение материальных ценностей. Поджигателей отлавливали и наказывали.
Особенно запомнился Мажорову случай с разгромом радиовещательной станции в Бреслау. Охрана и персонал разбежались, а станция осталась в целости и сохранности. Юрий сам осматривал ее. Прекрасная станция. Как специалист, он мог оценить все ее достоинства. Метрах в двухстах от передатчика стояла антенна — мачта из металла располагалась на большом фарфоровом опорном изоляторе. Высота мачты поражала, она была не меньше ста метров.