— Были у вашего сына деньги?
— Ни одного су.
— Разве у него нет копилки?
— Есть. Но я вытряхнул ее два дня назад, сказав, что мне не хочется разменивать бумажку…
Трогательное признание, способное перевернуть душу человеку, но кто в наше время задумается над ним?
— Не полагаете ли вы, что будет лучше, если я поеду на Северный вокзал?
— Сомневаюсь, что это поможет, да и потом вы можете понадобиться здесь.
— Если у него нет денег, он не мог воспользоваться метро или автобусом. Позвонить из какого-нибудь кафе по автомату он тоже не мог. И вполне вероятно, что со вчерашнего ужина у него маковой росинки во рту не было.
— Но что же тогда он делает? — воскликнул Оливье. — И зачем ему было нужно послать меня на Аустерлицкий вокзал?
— Может быть, для того чтобы помочь вам скрыться, — проворчал Сэлар.
— Скрыться? Мне?
— Послушайте… Мальчик знает, что вы на мели. И тем не менее вы собираетесь купить ему приемник… Я вас не упрекаю. Просто взвешиваю факты. Он подходит к подоконнику и видит вас в обществе старухи, которая, как он знает, занимается ростовщичеством. Что он из этого заключает?
— Я понимаю…
— Что вы пошли к ней брать в долг. Это может его тронуть, может опечалить — мы не знаем… Он снова ложится в постель и спит.
— Вы думаете?
— Я просто уверен. Но рано поутру он просыпается, как большинство ребятишек на рождество… И первое, что замечает, — это морозные узоры на стекле. Первый мороз этой зимы, заметьте. Он хочет взглянуть поближе, потрогать изморозь…
Слабая улыбка промелькнула на лице Андрэ Лекёра. Этот массивный человек, инспектор полиции, еще не забыл, что значит быть мальчишкой.
— Ногтем он процарапывает себе лунку… И что же он замечает?.. Что в доме напротив одно окно освещено, только одно — окно комнаты, в которой за несколько часов перед этим он видел своего отца. Это, конечно, догадки, но я не побоюсь держать пари, что он разглядел убитую старуху.
— Вы хотите сказать… — начал Оливье, широко раскрыв глаза.
— …Что он подумал, будто это вы убили ее. Как подозревал и я — по крайней мере некоторое время. Человек, который совершает все эти убийства, как и вы, бродит по ночам. Его жертвы живут в бедных кварталах Парижа, как мадам Файе на улице Миша. Знает ли мальчик о том, как и где вы проводите ночи с тех пор, как потеряли работу? Нет. Он видел вас в комнате убитой. Стоит ли удивляться, если его воображение дорисует остальное? Далее. Вы сказали, что сидели на подоконнике. Могли вы оставить там свою жестянку с бутербродами?
— Сейчас, когда я думаю об этом… Да… Я почти уверен.
— Тогда, значит, он увидел ее… И он уже достаточно взрослый мальчик, чтобы понимать, что подумает полиция, когда найдет ее там… Есть на ней ваша фамилия?
— Есть. Нацарапана на крышке.
— Вот видите! Он прикинул, что между семью и восемью вы, как обычно, вернетесь. И он хотел сделать так, чтобы вы сразу же ушли из дому.
— Вы имеете в виду… Поэтому он оставил мне эту записку?
— Совершенно верно. Он не знал, что написать. Писать об убийстве он не мог, чтобы не скомпрометировать вас. Тогда он вспомнил про дядю Гедеона. Верил он в него или нет — не имеет значения. Он знал, что вы придете на Аустерлицкий вокзал.
Шаги в коридоре. В обычный день на них бы не обратили внимания, но в тишине рождественского утра все прислушались.
Это был патрульный полицейский. Он принес запачканный кровью белый в голубую клетку носовой платок, тот самый, который был найден среди стеклянного крошева возле седьмой по счету разбитой телефонной стойки.
— Это его платок, точно, — сказал отец мальчика.
— Должно быть, кто-то его преследует, — сказал инспектор. — Будь у него время, он не стал бы бить эти стекла. Он бы что-нибудь сказал.
— Кто его преследует? — спросил Оливье. — Кому это нужно? И зачем ему вызывать полицию?
Они поколебались, прежде чем сказать ему правду. Сделать это решился брат:
— Когда он отправился на квартиру к старухе, он думал, что убийца — это ты. Когда он оттуда ушел, он знал, что ты не имеешь к убийству никакого отношения. Он знал…
— Что знал?
— Он знал, кто убийца. Теперь понимаешь? Он что-то выяснил, хотя мы не знаем, что именно. Он хочет сообщить нам об этом, но кто-то ему мешает.
— Что ты имеешь в виду?
— Сейчас либо Франсуа преследует убийцу, либо убийца преследует его. Один убегает от другого — мы не знаем, кто от кого. Между прочим, инспектор, награда за поимку назначена?