— Низенькая и темнолицая, с пронзительным взглядом. Волосы крашеные — чуть ли не в синий цвет. Носит митенки — должно быть, у ней экзема или еще что-нибудь.
— Удалось достать его снимок?
— Стоял один на буфете в столовой. Она не хотела отдавать, пришлось забрать силой.
Ладно скроенный, пышущий здоровьем мужчина с глазами навыкате, который в юности, должно быть, слыл у себя в деревне первым красавцем, навсегда сохранил это выражение тупой самонадеянности. Снимку было уже много лет. Без сомнения, теперь Лубэ выглядел иначе.
— О чем вы думаете, Лекёр? — спросил инспектор.
— Да вот о том, что мой племянник и Лубэ могут и не быть вместе.
— Что вы имеете в виду?
— Они не были вместе в самом начале, иначе Лубэ не дал бы мальчику возможности поднимать тревогу. Между ними должна была быть какая-то дистанция. Один преследовал другого.
— Как вы к этому пришли?
— Когда мальчуган взбирался по водосточной трубе, он считал, что во всем виноват его отец. Иначе с какой стати он отослал бы его на Аустерлицкий вокзал, если он не рассчитывал встретиться там с ним, избавившись предварительно от жестянки с бутербродами?
— Из окна своей комнаты, — вставил Жанвье, — он мог видеть ноги убитой.
— Чего мы не знаем, так это был ли убийца еще там.
— Не могу поверить, что он все еще находился в квартире, — сказал Сэлар. — Будь он там, он бы притаился, подождал бы, пока мальчик спустится с подоконника в комнату, а потом сделал бы с ним то же самое, что и со старухой.
— Послушай, Оливье… Когда ты вернулся домой сегодня утром, свет у вас горел?
— Да.
— В комнате мальчика?
— Да. Это было первое, на что я обратил внимание. Меня это встревожило. Я подумал, уж не заболел ли он.
— Весьма вероятно, что этот свет увидел убийца и испугался. Он, должно быть, сразу же выбежал из дома…
— И ждал, что произойдет.
Догадки? Да. Но это было все, что им оставалось делать. Нужно было поставить себя на место того человека и думать так же, как думал он. Все остальное зависело от патрулей, сотен полицейских, рассеянных теперь по всем уголкам Парижа, и, наконец, от удачи.
— Минуточку, инспектор… К тому времени мальчик, возможно, уже знал, что его отец не убийца.
— Каким образом?
— Мадам Файе потеряла много крови. Если бы убийцей был его отец, кровь успела бы подсохнуть. Ведь с того момента, когда Франсуа видел его в комнате, прошло девять часов…
— Он узнал, кто это сделал, — Лубэ или кто-то другой, когда выходил из дома мадам Файе. Лубэ не знал, видел ли его мальчик в комнате. Франсуа, наверное, испугался и пустился наутек…
На этот раз его перебил отец мальчика.
— Нет. Он не убежал, если ему было известно, что объявлена большая награда. Что я потерял работу. Не убежал, если он видел, что я пошел к старухе брать в долг.
Инспектор и Андрэ Лекёр переглянулись. Они должны были признать, что Оливье прав, и это вселило в них страх за ребенка.
Нет, необходимо было нарисовать эту картину иначе. Темная, безлюдная улица в отдаленном квартале Парижа за два часа до рассвета.
И этот бывший полицейский, одержимый чувством обиды и недовольства, который только что убил свою девятую жертву, чтобы отомстить за себя обществу, которое изгнало его, чтобы доказать самому себе, что он все еще достаточно умен и осторожен и может бросить вызов всей полиции, а в сущности, и всему миру.
Был ли он снова пьян? В такую ночь, когда бары были открыты дольше, чем обычно, он, без сомнения, выпил больше, чем всегда. И что увидели на той темной, безлюдной улице его выпученные, воспламененные алкоголем глаза? Маленького мальчишку, первого, кто узнал, что убийца — это он…
— Хотел бы я знать, есть ли у него оружие, — вздохнул инспектор.
Жанвье тотчас же ответил:
— Я спросил его жену. Похоже, что он всегда носит его с собой — автоматический пистолет, но только незаряженный.
— Откуда она знает, что незаряженный?
— Несколько раз, упившись больше обычного, он кидался на нее, угрожал пистолетом. После этого она вынула и спрятала патроны, а ему сказала, что и незаряженного вполне хватит, чтобы пугать людей, а стрелять не обязательно.
Где теперь эти двое? Странная дуэль, в которой на стороне взрослого была сила, а на стороне ребенка — скорость.
Мальчик мог быть сильно испуган, но им руководило нечто способное отодвинуть страх на задний план: награда за поимку убийцы, которая должна была положить конец унижениям отца.
Когда люди, томящиеся ожиданием в префектуре, дошли до этого в своих рассуждениях, больше им, в сущности, и не о чем было говорить. Они сидели, разглядывая план улиц, а воображение рисовало им ночной Париж и ребенка, который, соблюдая приличную дистанцию, неотступно по пятам преследовал взрослого мужчину. На улицах не было никого, кто мог бы угрожать одному и помочь другому. Доставал ли Лубэ свой пистолет, пытаясь отогнать от себя мальчика?