Бессонова позвонила около одиннадцати утра. Разбудила меня, бессовестно крича в ухо разные колкости. Надо сказать, бальзам на душу, а то ведь я бы не успокоился, если бы она сделала вид, что не получала моей порнушки. Но если бы хоть на пару часов попозже… Голова квадратная от недосыпа. Еще и с бодуна…
— Меркулов, ты совсем озверел, что ли там на своих гонках? — очень кстати вспомнив про мое соревнование, орала в трубку Юля. — Какого лешего там вообще делаешь? Опять набухался?! И, конечно же, спутался с какой-то шавкой.
По всему выходило, что я самый подлый человек на свете и что именно мне стоит просить прощения у этой возвышенной во всех смыслах девчонки. Ну, я и попросил. Сделал вид, что половину не помню, что все это дикость и мне очень жаль. Она же ждет от меня этого? Ждет! Начиталась всяких романов о любви, где конченная тварь, встретив свою единственную, вдруг оказывается принцем на белом коне. Я еще в школьные годы Светку отучал от подобного чтива. Сколько времени потратил, чтобы она осталась нормальной и не поглупела от бредовых надежд на любовь с первого взгляда.
— Юль… — постарался добавить в голос как можно больше трагичности. Чтобы потом ей больнее было слышать меня настоящего. — Прости.
— Макс… — я уже представлял, как вздымается ее пышная грудь, как часто она задышала, как колеблется, желая меня немного помучить. Ага, как же… Разбежался. Неужели наивно полагает, что я готов ради нее меняться? — Ну, я не знаю. Ты мне причинил столько боли…
Началось. Я разбил ей сердце, а она добрая и не может просто уйти. Я ее мучаю, раны в организме кровоточат, а я, скотина такая, еще и ничего не отвечаю. Стыдно, ага… Типа я все понимаю и осознаю, каким мерзавцем являюсь. О, да, я так люблю ее, что готов «ломаться». С ней… Именно с ней я буду лучше. Вот она основа женской логики. К черту психологию, которая говорит, что человека нельзя переделать. Можно только сломать. Да, я не настолько туп и то, что все вокруг видят одну грязь — это лишь прочная стена, за которой скрыта моя настоящая суть. И черта с два ее кто-нибудь увидит.
— Я даю тебе последний шанс, Максим. — Я терпеть не могу когда меня называют полным именем. И Бессонова об этом знает — просто глумится, потому что (мало ли?) наверняка записывает наш разговор, чтобы потом обнародовать ключевые его моменты в каком-нибудь видео, составленном из мельтешащих фоток и аудио записи. В последнее время она часто увлекалась подобными экспериментами. Телефонный разговор и маленькая презентация мимишных фото. — Или ты поклянешься мне на крови, что согласен меняться, или между нами все кончено.
Чего? Это ко мне запоздало пришла белочка, или Юля совсем спятила? На каких она там сайтах полазила в мое отсутствие? А я точно потом вылезу живым из ее койки?
— Милая-а… — протянул я, уже сомневаясь в том, действительно ли хочу ее завалить и кинуть. Вообще, если бы не Хомяк, то сегодня мне было бы не до секса. — А как ты себе это представляешь?
— Я расцарапаю тебе спину и буду слизывать капельки крови с твоей поврежденной кожи, — томно проворковала блондинка. Я засомневался в ее адекватности. — Ну, немного. Чтобы наказание свершилось. Ты же знаешь, что я не выношу вид крови.
В том-то и дело. От одной капельки она может завизжать так, что все стоящие рядом оглохнут. А тут «расцарапаю». Нет, ночью, когда не видно, она подобное уже проделывала. Только не задумывалась о том, что после ее острых ногтей я потом весь покарябанный. Что ж… посмотрим. Меня всегда это только раззадоривало.
— Ну, тогда я готов принять жертву ради тебя, — выдохнул, стараясь не начать ржать раньше времени. — Во сколько?
Юлька понятия не имела, на что подписывалась. И, конечно же, знать не знала, что я собирался с ней сделать. После этого у нее между ног болеть будет и подружкам будет совестно рассказывать о нашем бурном примирении. Я могу…
— Сегодня я полностью свободна, — промурлыкала красотка и отключилась.
Глупая, думает, я настолько к ней привязан. Впрочем, не мне об этом беспокоиться. И, да, ночевать я сегодня конечно же не вернусь, так что goodbye Хомякова.
Маша
Когда дверь за Меркуловым закрылась, я пошла собираться. Состояние было странным. Вроде меня не облили грязью, а все равно гложет какое-то неприятное чувство. С одной стороны, мне не должно было быть до этого никакого дела. А с другой — захотелось огреть этого парня чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы перестал строить из себя… не пойми кого. И надо бы задуматься, с чего вообще меня это волнует, а нет. Нет в голове ни одной мысли на этот счет.