- Здорово, Валерий Иваныч, - протянул руку, Роман.
- Здамома, - сквозь зажатые во рту мелкие гвозди, с кусочками красных обрезков материала у шляпок, промычал старичок, перехватил молоток в левую руку, и пожал протянутую ладонь. – Натяни, - мотнул головой на материал. Ромка ухватил, расправил и натянул сатин. Старик споро застучал молотком, с двух ударов вгоняя гвоздики в кромку гроба.
- Ну, вот и ладно, - наконец проговорил он, забив последний гвоздик. – Вишь, ребяты, каки у нас тут дела невесёлые творятся. Вчерась, как фельшар уехал, я поразмыслил, что ждать то чего? Надо домовину сооружать. Тёс у меня давно для себя заготовлен был, дощечка к дощечке…. Стругай, режь, да колоти. Да думаю: я помру, а кто мне колотить-то будет? Степаныч криворукий чё ли? Дай, думаю, лучше я Устинье последний подарочек излажу. Вот, к ночи и сколотил.
- Спасибо, Иваныч. – Ромка приобнял старика за худые плечи. – Ты всегда был столяр первостатейный. Кто бы сомневался.
- А-а…. – отмахнулся Валерий Иванович, - Спасибо не спасибо, но с тебя гроб мне на похороны. Такой вот бизнес у меня с тобой будет.
На крыльцо из избы, тяжело и шумно с каким-то присвистом дыша, вышла Токариха. Точнее, Анна Петровна Токарева, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, которого была удостоена ещё в конце шестидесятых годов за повышенные удои молока на ферме, где с малолетства трудилась сначала дояркой, а потом и бригадиром колхозных молочниц. Нрава была сурового, всегда резала правду-матку в глаза, не взирая на лица. Оттого так дальше бригадира никуда и не выдвинулась, а на пенсии сразу стала Токарихой. Сначала за глаза, а потом и прямо стали называть. Анна Петровна не обижалась. Ну, Токариха и Токариха…. Не дурой же, в конце концов, называют. Тётка Устинья всю жизнь проработала дояркой в бригаде Анны Петровны. Дружили тоже всю жизнь, не оттого, что дома по соседству, а просто сошлись как-то по молодости, да так и не расставались. Сначала поодиночке, потом и семьями. Все горести, все радости делили между собой. Даже мужей похоронили в один день. Шли мужики зимой поддатенькие с гулянки, решили сократить путь, и полезли, через едва вставшую речку, по льду. Один провалился, второй кинулся спасать…. Так вместе и ушли.
- Ромка… Васька… Вот молодцы. Приехали….., - Токариха концами чёрного платка вытерла покатившиеся слёзы, - Подите сюды. Пойдём в избу. Чего-то решать надо, а после уж плакать будем.
В избе было не жарко. Устинья лежала прикрытая с головой белой простыней на широкой лавке над открытым подполом, из которого и несло прохладой. Вокруг стояли несколько ведер с наполовину растаявшим льдом, натасканным из погребов. Но, невзирая на принятые меры, сладковатый запах уже пошёл по избе. Токариха опёрлась на руку Романа:
- Вишь, парни, какое дело. Не вытерпит Устя трёх дён-то. Жарко на улице. Не убережём. Мы тут вчера со старухами обмыли, одели, молитвы, как положено, почитали всю ночь. Валерка домовину изладил. Надо бы сегодня и схоронить. Как думаете-то? Время, правда, поджимат, но сейчас темнет поздно. Если поспешать, то вполне получится. Как думаете?
Роман с Васькой переглянулись. Проблема тут состояла в том, что оставшиеся от колхоза три деревни составляли большой кривой треугольник, а кладбище, на котором хоронили со всех деревень находилось почти в центре этого треугольника. И если Селезнёвка и Ново-Громово были проходными благодаря автотрассе и железной дороге, то Герасимовка стояла в глухом тупике, дальше только лес. Раньше, конечно, со всех деревень к кладбищу вели просёлочные дороги и от Герасимовки напрямую было километров семь-восемь, но за последние пятнадцать лет дороги заросли кустами, молодыми деревцами и практически исчезли. Даже из Селезнёвки люди при надобности ездили в объезд, через Ново-Громово, а что уж говорить про Герасимовку. Нет. Тропка, конечно, была, но пешком нести гроб с телом вдвоём, поскольку от стариков тут помощи ждать не приходилось, было явно не реально. Васька толкнул Ромку плечом:
- Пошли, покурим.
Вышли на воздух, присели на скамейку перед воротами, закурили.
- Ну и что думаешь? – покосился Васька на брата. Роман почесал затылок:
- А что тут думать. Права Токариха. Надо сегодня хоронить. Чурки с телеги сбрасываем хоть к Степанычу, хоть к Иванычу, потом растаскают потихоньку кому надо. Гроб на телегу. Десять километров до поворота у ферм, там ещё пять-шесть. Если тут быстро управимся, думаю, что часам к двум-трём доедем. Земля там хорошая, мягкая. Так что часа за два мы с тобой могилу выроем. Там и место рядом с родителями есть. Думаю, что засветло вполне управимся. Пожрать только чего-нибудь надо, да воды не забыть прихватить.
- Ну, и лады. Подъём, боец. Вон и Степаныч подъезжает.
…………………………………………………………………………………………………….