— Мику, круто я его?.. — я обернулся в сторону девушки, но её там не обнаружил. — Э-э-э, Мику?
Я огляделся. Любви всей моей жизни нигде не было. Неужели она ушла?
— Мику-у-у! — закричал я, так что, наверное, меня было слышно аж в старом лагере. — Ты где-е?
— Она ушла-а-а, гонд-о-он! — из глубины шахты раздался голос Василия, он, видно, ушёл ещё недостаточно далеко.
Поискав Мику около пятнадцати минут, я решил возвращаться в лагерь. Кажется, я даже начал что-то вспоминать, голос Шурика, Мику, говорящая оставить этих дураков… Это она, интересно, про кого? Про Васю и Шурика, очевидно… Но, почему она решила не брать с собой Шурика и где тогда он? Хм-м… Загадки…
По дороге в лагерь я умудрился пару раз заблудиться, так что я вернулся обратно, лишь когда стемнело. Сориентировавшись, я сразу направился в музыкальный клуб, поискать Мику и узнать как там Шурик — хотел просто её увидеть, её, в смысле не Шурика, ну, которая не Мику, то есть, Мику, ну вы поняли!
Свет в музыкальном клубе был включён, что допускало в себе несколько вероятностей. Первая — Мику находится в клубе. Вторая — в клубе находится Шурик. Третья — в музыкальном клубе появились новые члены. Четвёртая — свет сломался и не выключается. Пятая — прилетели инопланетяне, которые захватили лагерь и заставили включить свет в музыкальном клубе. Шестая…
На просчитывании семнадцатого варианта развития событий свет погас. Такая перемена заставила меня резко подскочить к двери музыкального клуба и постучать в неё несколько раз.
— Иду!
Дверь повернулась, и из клуба вышла Мику собственной персоной.
— Привет! — обрадовался я. — Ты сейчас спать да? Как ты дошла? Как выбралась, через решётку или старый лагерь? А Шурик? Что с ним? Почему прятался? И почему вы от меня сбежали?
— Слушай, Петь, — Мику одарила меня грустной улыбкой. Моё сердце забилось в несколько раз чаще. Сердцебиение реагировало на любое изменение выражение лица девушки. — Ты прости меня, но я решила оставить вас там препираться. Я понимаю, ты такой человек, но всё же. Не мог бы ты, я не знаю, быть чуть посерьёзней?
Началось. И почему я вообще думал, что Мику будет отличаться от остальных?
Моё хорошее настроение моментально испортилось, даже след радости испарился. На меня навалилось невероятно непривычное состояние депрессии.
— Нет, не мог бы, — довольно зло ответил я. Мне понадобилось всё моё самообладание, чтобы вернуть себе хорошее настроение. Я улыбнулся.
— Мику? Ну ты чего? Нормально же общались! Я такой, какой я есть! Над моим характером трудились Аллах, Будда, Иисус с Христосом одновременно. Только благодаря совместной работе четырёх богов, получился такой вот великолепный я! Неужели ты хочешь, чтобы я отверг их дар и стал обычным заурядным человечком?
Я опустил плечи и сделал грустную мордашку, показывая, как чувствуют себя заурядные человечки. В глубине, я был напряжён до предела, хоть я этого и не показывал. От ответа Мику зависели наши дальнейшие отношения.
— Нет, конечно, я не хочу!
Холодный душ из расслабленности и упоение пролился мне на голову. Моё искусственное весёлое настроение превратилось в настоящее.
— …Просто там внизу, вы спорили и никто не обратил внимание на Шурика. А если бы он был не в себе и бросался бы на людей с арматурой? Я не прошу, чтобы ты менялся, просто не мог бы ты иногда отвлекаться от своих монологов или диалогов?
— Ладно, ладно, я постараюсь, — узнав, что Мику не хочет, чтобы я менялся, я бы мог вообще всё что угодно пообещать.
— Ну вот и отлично! — Мику улыбнулась. — Нет, правда-правда, это превосходно!.. Ладно, уже поздно. Завтра увидимся, хорошо!
— Шель да ра ва! — воскликнул я.
— Это ты что сказал? На каком языке?
— Без понятия. Только что придумал, — сделав таинственный вид и накинув воображаемый капюшон себе на голову, я направился прочь от музыкального клуба.
========== Глава 7. Свинарник ==========
— Подошёл седьмой день моего великолепного пребывания в лагере, — продолжал я говорить в камеру. — Седьмой день. Заметьте, я не употребляю слово «последний», хотя седьмой день должен обозначать конец смены. То, что этот день — последний, я узнал на утренней линейке, на следующий день после спасения Шурика. Тогда же я узнал, что пока мы горбатились, искали очкозавра-полудурка, остальные кайфовали — эти ребята отправились в поход. Свой, как я тогда думал, последний день в лагере, я решил провести с прибабахом, на полную катушку. Я не знал, что будет, когда пройдёт время моего здесь пребывания. Я же не из этого времени, верно? Остальные, конечно, могли быть профессиональными актёрами, но моя внешность сама по себе поменяться не могла никак. Вы-то должны меня понимать? Нет, лагерь был крутым, мне он понравился, не без минусов, конечно, тусовка в изоляторе и отсутствие похода мне не понравилось. Но от лагеря у меня осталось явное положительное впечатление. Однако седьмого дня я страшился по совершенно другой причине. Я боялся потерять Мику.
Когда я успел в неё влюбиться? Хороший вопрос. Я его себе не раз задавал. Вероятно, что не при первой встрече, а скорее, при второй-третьей, я полагаю, что всё произошло в тот день, когда мы двенадцать часов подряд проговорили. Любит ли она меня? Ну, если не свести этот вопрос в шутку, то я предположу, что нет. Хотя уверенности тоже нет. Ей ведь семнадцать, мне же немного больше, а подростковый период, как мы все знаем, период быстрой влюблённости или как она там называется. Короче, на эту тему можно действительно долго рассуждать, сейчас это уже точно не имеет значения, тогда я был уверен, что нет, она меня не любит, но считал, что это нормально, ведь мы знакомы совсем ничего. И если вдруг меня сотрёт из моей настоящей реальности, то в этой всё ещё можно будет исправить. И, после некоторых размышлений, я решил последний седьмой день посвятить только Мику, тем более все остальные особо со мной и не разговаривали, так что выбор был, можно сказать, очевиден.
*
Зайдя с Мику в домик, я сразу понял несовершенство моего гениального плана — устроить тусовку, состоящую из двух человек, в моём личном домике. Этот минус заключался в том, что место моего пребывания было засрано донельзя. Василий выселился всего несколько часов назад, а моё обиталище уже походило на большую помойку.
— Слушай, Мику, у меня возникла ещё одна великолепная идея. Может…
Договорить я не успел, девушка вошла за мной через дверь и, бросив первый же взгляд на обстановку домика, обомлела.
Ну да, удивиться было чему. Надо бы описать домик, но я даже не знаю, с чего начать. Может, с пары носков, висящих на большой лампочке? Нет, пожалуй, нужно начать по порядку.
Прихожая. Коврик, который играл роль прихожей. Он перевёрнут, но, по сравнению с остальной обстановкой всё в порядке, перевёрнутый коврик явно не та деталь, на которую стоит обращать внимания. Что должно находиться на коврике? Правильно, обувь. Где она? Выданная Ольгой Дмитриевной пара обуви ожидаемо оказалась не там, где нужно. Один ботинок валялся на подоконнике. Как он туда попал вообще? Второй лежал — подошвой вниз, разумеется — на моей подушке, которая валялась на бывшей кровати Василия. Вот как этот тут оказался, я прекрасно помню, со своей кровати я бросал ботинок, с целью, разумеется — пытался оставить отпечаток на стене, он упал на подушку, и мне было лень его подбирать.
Пол был весь в грязи, причём большая часть её, кажется, пришла от летающего ботинка. В центре комнаты на полу лежала большая гитара — спёр у Алисы просто так — и консервная банка…