Второй день начался с того, что я проспал линейку, завтрак и обед. Затем получил от Ольги Дмитриевны. Затем завёл с ней диалог о коммунизме и был выселен из домика. Меня поселили к парню по имени Антон. Он не выдержал и часа. Следом меня перевели к Августу, качку-переростку; он разбил мне нос после первой же шутки о качках, ну, а я что? Я пробил ему ногу валявшейся неподалёку арматурой. Так себе получилось, если честно. Нет, ну, а что он шуток не понимает?! Мне повезло, Август, как и все качки, оказался тупым, хы-хы!
Я рассмеялся как полудурок; мне понадобилось несколько секунд для того, чтобы вернуть самообладание.
— В общем, он не желал признавать, что это я ему нанёс рану; по его версии, я, получив по носу, заплакал и сбежал. Я полностью соглашался с версией Августа, уверенно заявлял, что да, убежал, заплакал, арматуру вижу в первый раз. Откуда знаю, что арматура? Догадался. Ольга Дмитриевна могла тоже догадываться о чём угодно, но Август своей тупизной не давал засадить меня в изолятор на всю смену. После Августа меня переселили к Василию, и тут путешествия Даши-путешественницы закончились, Даша-путешественница — это типа я, поняли шутку? Ха-ха! В общем, перед ужином Ольга Дмитриевна потребовала обходной, а я ни фига не заполнил, пообещал всё заполнить на третий день. Вот, собственно, о третьем дне я бы и хотел поговорить поподробнее. В этот день я познакомился с Мику. Но обо всём по порядку.
*
— Вась! — позвал я приятеля.
Василий сделал вид, что не слышал. У-у, сволочь!
— Вась!
Игнор.
— Ну Вась!
— Чего тебе? Если ты ещё раз спросишь про сколько будет сто пятьдесят плюс сто пятьдесят, то я тебе вмажу! — злобно и достаточно громко ответил Василий.
Я расстроился и отвернулся. Ну ладно, не очень-то и хотелось.
Ольга Дмитриевна, которая прямо сейчас вела линейку и рассказывала про распорядок дня, нахмурилась и посмотрела в нашу сторону. Однако, заметив, к кому Василий обращался, решила ничего не говорить. У меня тут уже появилась своя репутация.
— Эй, новенький, — внезапно ко мне обратилась Алиса. Она так меня кликала просто из вредности.
— Эй, Джаггернаут, чё как? — ответил я приветствием на приветствие.
— Тебя правда из комсомола выгнали?
— Ага, — я улыбнулся. — Я около часа рассказывал нашей вожатой о грибе-Ленине, а вместо этого получил такую награду.
— Чего? — Алиса получила подтверждение своей информации и улыбнулась, но причина такого наказания не дошла до неё, так что мне пришлось пояснить.
— Гриб это Ленин. Ленин это гриб! Ты знала? Хочешь, расскажу? Хочешь? Хочешь? Хочешь?
Алиса рассмеялась. Не уверен, что она хоть что-то поняла, а смех без причины — признак дурачины, о чём я и хотел ей сообщить, как меня грубо и бесцеремонно прервала Ольга Дмитриевна.
— Так! Алиса, Семён! Что вы там смешного в моей речи заметили! Может, выйдете сюда, всем нам расскажите, мы вместе посмеёмся!
Алиса покраснела и опустила голову. Я же с гордо поднятой головой вышел из строя и встал рядом с Ольгой Дмитриевной. Та явно не ожидала, что её стандартный приём по пристыжению — интересно, есть ли такое слово? — нерадивых пионеров не сработал и просто ждала развития событий. И они не заставили себя долго ждать.
— Здравствуйте, пионеры, — я нацепил мою любимую придурковатую улыбку и уставился на хмурых и заспанных пионеров. Впрочем, пионеры уже обо мне знали, так что быстро проснулись и, уже улыбаясь, смотрели на меня. — Меня зовут Петя. Или Семён. В общем. Я расскажу вам историю о Саше. Саша — это мой однокурсник…
Интересно, как долго мне разрешит говорить Ольга Дмитриевна? То, что она меня до сих пор не заткнула, объясняется только лишь эффектом неожиданности.
— Как-то раз мы решили отпраздновать день студента, и Санёк немного перебрал, ну, а Ваня, друг мой лучший, решил заметить, что никто из нас не сможет засунуть в жопу огурец. Я тогда был ещё не настолько пьяный и на это не повёлся, а вот Саша…
— Так! Немедленно прекрати! — закричала Ольга Дмитриевна. Слишком долго, основная идея истории уже была рассказана. — Я тебя предупреждала?! Предупреждала!
— Но вы же сами попросили рассказать смешную историю! Да и я почти к кульминации подошёл, можно, я дорасскажу, а…
*
— В изолятор меня тогда не отправили. Хотя это было действительно близко. Я сейчас вспоминаю все мои выкрутасы и понимаю, что за большинство из них меня должны были давно выгнать. Но Ольга Дмитриевна, видимо, считала исключение из комсомола жёстким наказанием, так что из лагеря меня не выгоняли. К слову, я до сих пор без понятия, как она связалась с внешним миром и сообщила комсомолу о моём аморальном поведении. И да, вы так и не услышали конца истории. Саша всё же засунул себя в жопу огурец. Теперь живите с этим. Так, я зачем всё это рассказывал? Нет, не для того, чтобы рассказать вам эту великолепную историю. Когда я возвращался в шеренгу, я заметил Мику в дальнем от меня углу пионеров. Она смотрела на меня с таким выражением, как смотрят на какого-то ужасного идиота и конченого дегенерата, впрочем, я им и был, так что не жалуюсь. Так вот, я ей подмигнул, и она, смутившись, отвела взгляд. У неё были очень запоминающиеся лавандовые — бирюзовые? — или ещё какого оттенка волосы. Она мне сразу понравилась.
*
— Вась!
— Ты, надеюсь, не снова?
Дело происходило в моём домике. Вожатая меня пугала милицией, я ей втирал про полицию, мы друг друга не поняли и разошлись по домикам.
— Нет, это не про сто пятьдесят плюс сто пятьдесят. Ты знаешь девушку с лавандовыми волосами? Такими большими ещё! Две необычные косички.
— Мику из музыкального кружка? Которая говорить ещё любит, прямо как ты?
*
— Именно тогда я понял, что нашёл любовь своей жизни. Фразы «говорить любит» и «но не как ты» я слышал часто. А «прямо как ты» в первый раз. Я бы сразу же отправился в музкружок, но решил поискать обходной. Этот процесс затянулся часа на два. Оказывается, его использовал Василий, чтобы скрутить самокрутку. Мне пришлось отправиться к вожатой и попросить новый обходной. Она тогда ещё обрадовалась сильно. Наверное, подумала что-то типа: «Неужели за ум взялся!» Ага, как же.
— В общем, через пару часов после линейки я стоял с обходным у двери музклуба и размышлял, как мне войти. Я знал, что в музклубе состоит одна только Мику, и решил, что мой заход в помещение должен быть великолепным и ясно говорить о моих намерениях… Поэтому я решил выбить дверь… Не спрашивайте, как я пришёл к этому выводу. Я сам не уверен, как вообще человек мог прийти к подобному варианту. Любовь затмила мне разум, который и до этого вынужден был выживать в ночи, я бы даже сказал, в полной тьме, а в последнее время он и вовсе страдал. На самом деле могло произойти всё, что угодно. Мику могла переодеваться. В музклубе могли находится её родители. Там могло проводиться собрание вожатых. Но всё произошло куда хуже. Мику была под роялем. Я выбиваю дверь, у неё рефлекс, она с огромной скоростью поднимает голову, а там рояль. Я, кажется, ещё что-то кричал, не помню. То ли рота, подъём, то ли батя в здании, короче, какую-то молодёжную и тупую дичь, которую я кричу, когда мне просто хочется что-нибудь покричать. В общем, она вырубилась. Не дичь, в смысле. Мику.