— Наверное, красиво, — кивнула я, оторвавшись от размышлений о том, позволят ли мне сновать по празднику с карандашом и блокнотом и не будет ли использование эльфийских традиций в качестве лейтмотива для новой коллекции считаться плагиатом.
— Красиво, — согласился Павлик и криво улыбнулся, противореча своим словам. — Особенно, если у тебя есть любимая девушка. Ну, или если понравившаяся девушка одарит тебя своим вниманием… Если же ты полукровка, то твое ожерелье из года в год остается при тебе.
Он замолчал, размышляя над чем-то, а я подумала, что у него спрятано слишком много скелетов в шкафу. Возможно, не меньше, чем у меня. Представила себе совсем молоденького Эро, который стоял посреди площади в белой рубашке, сжимал в кулаках ожерелье из желто-зеленых стеблей осенней травы, гордо откидывал голову назад и независимо хмурился, пытаясь сдержать слезы.
Нет, это не то же самое, что сидеть голой на снегу у позорного столба, но наверное, достаточно неприятно. И обидно.
— А знаешь, наплевать! — неожиданно громко воскликнул Павлик, видимо, неправильно оценив мое молчание. — Черт с ним. Это все ерунда. И если ты не хочешь, я…
— Я поцелую тебя… — перебила его, с неудовольствием прислушиваясь к своим внутренним терзаниям, среди которых почему-то главенствующую позицию занимала обида. Как-то уж слишком быстро Эро отказался от идеи со мной целоваться. А говорил, между прочим, что я красивая девушка…
— Поцелую, — повторила уже немного менее уверенно, когда Павлик облегченно выдохнул и растянул губы в довольной улыбке, — но предупреждаю сразу, если меня из-за тебя будет тошнить…
Улыбка сползла с лица даже быстрее, чем появилась, и под ехидное хихиканье из-за занавески Павлик проворчал обиженно:
— Не будет…
— А если... — я попыталась было сделать еще одно волнительное предположение относительно своего здоровья, но была перебита самым хамским образом:
— А если ты при этом еще и не будешь язвить, то я тебя даже не покусаю... — потянулся за флягой с водой и сделал длинный вкусный глоток, я даже залюбовалась, как он красиво голову запрокинул и как кадык ходит под кожей. Картинка, а не мужик, вот так и просится, что бы его нарисовали!
— Напугал... — проворчала я недовольным голосом, не отрывая глаз от его горла, — я сама тебя покусаю, если что...
Эро подавился, а Афиноген зашелся в приступе истеричного хохота. Черт знает что сегодня с этими двумя происходит, честное слово!
В общем, вот так и получилось, что к центру Зачарованного леса, который в честь праздника, уже начиная с Подлеска, весь был украшен всевозможной атрибутикой любовно-розовой расцветки, мы подъезжали в напряженном молчании.
Я молчала, потому что нервничала: не опростоволоситься бы, все-таки первый раз целоваться буду и сразу прилюдно. А Эро молчал, потому что злился. И мне не надо было смотреть на него сквозь волшебные мамины розовые очки, чтобы это понять, потому что флюиды раздражения просто витали в воздухе.
Я уже совсем было решилась задать вопрос о причине такого настроения, втайне боясь, что он передумал со мной целоваться, но не хочет мне об этом говорить, как произошло сразу два события: раздался чудовищный по громкости свист, испугавший меня, Оливку, Зойку и нашу верную тихую лошадку, которая шарахнулась в сторону и едва не встала на дыбы. И почти сразу на дороге появился эльф. Красивый — жуть! Впрочем, они же все красивые... Но этот... Смуглокожий, синеглазый, светлые волосы собраны в толстую сложную косу, сам весь в белом... Ну, блин, одним словом, принц. Только без коня.
Павлик еще больше напрягся, если это возможно, конечно, и остановил телегу.
— Зачарованный лес рад каждому путнику, который... — торжественно начал принц, чтобы закончить весьма прозаично, я бы даже сказала, слегка неприлично:
— Сруль! Это ты что ли?
— Зай... ой! Прости, родная... Сонечка, буду признателен, если ты спрячешься в повозке! — это мне очень тихим голосом, но при этом со взглядом, не терпящим возражений.
Подумаешь, какие мы важные... Но мне не сложно, тем более что мы на его территории. Тем более что мужчине важно же показать, что он хозяин. Это мы легко и без каких-либо проблем...
Задернула за собой штору, окунувшись в мягкий полумрак повозки, где единственным освещением являлись светящиеся любопытством глаза Афиногена.
— А не пора ли тебе укоротить язык, Эйалгин? — ранимо звеня раздражением, спросил Павлик.
— Уж точно не ты мне его укоротишь, — ответил недавний принц и неприятно рассмеялся.