— Ефрейтор Мельник, подойдите поближе, покажитесь народу, пусть разглядят хорошенько, какой вы есть, — проговорил полковник, вызвав своими словами оживление в зале.
В парадном, аккуратно затянутом ремнем кителе, поблескивая всеми своими наградами, с радостно расплывшейся улыбкой на розовом лице, Михаил шагнул к рампе, не зная, куда девать букет цветов, которые преподнесла ему бойкая пионерочка.
— Этот ефрейтор с голубыми смущенными глазами только прикидывался таким смиренным... На самом деле он героический парень! — добавил полковник весело. — Мог бы рассказать он вам, как смело гонялся за нарушителями границы, как барсом прыгал через рвы и колоды, лежащие на тропах, как форсировал болота в одних носочках... Молодец!
В зале стоял грохот, словно на полигоне.. Михаилу тоже хотелось крикнуть во весь голос, что он готов служить своей Родине не на жизнь, а на смерть, но не мог — в горле что-то застряло...
— Еще раз поздравляю, Михаил Владимирович, с высокой наградой и благодарю за отличную службу!
Рассказывали, что будто бы после этих полковничьих слов Михаил махнул рукой и стал рукавом кителя тереть глаза... Сам он это категорически отрицает. Мельник хорошо запомнил другое.
— Выше голову! — шепнул ему тогда полковник, а вслух произнес: — Видишь, как тебя любит народ, хлопают, как космонавту... Ты этого не забывай, дружок!
Да разве можно забыть, как потом полковник пригласил к столу главных виновниц того счастливого дня Люцинку и Олесю Шестинских. Их появления все нетерпеливо ожидали, потому что в зале собралась самая осведомленная публика, начиная от полковников, представителей округа, кончая местной пионерией, специально приглашенной на эти торжества. От аплодисментов заколыхались кумачовые флаги.
Первой появилась из-за кулис Люцинка с комсомольским значком на кипенно белой кофточке, с гладко причесанными волосами, легко спадающими на обе стороны плеч. С юношеской упругостью она подошла к заставленному цветами столу, покрытому зеленой, свисающей почти до самого пола скатертью. Олеся поначалу что-то замешкалась. Мелькнул было ее кумачовый галстук, непокорный вихорек рыжеватых волос, но мгновенно исчез за занавеской. И вдруг она появилась с другой стороны. Мелкими степенными шажками протопала через всю сцену и с забавной, чисто ребяческой серьезностью на прекрасном, темноглазом лице встала рядом с сестрой. Она окинула взглядом зал, кипящий улыбающимися лицами, и тоже одарила всех своей ответной улыбкой, ласковой, как теплый свет. Улыбался и полковник Михайлов, ожидая, когда стихнут аплодисменты.
— Дорогие друзья, о людях, проживающих в пограничной полосе, вы все знаете. Они не только свидетели жизни на границе, они наши друзья, постоянные и верные помощники, наш неисчерпаемый резерв. Они бдительны, преданы Родине и детей своих воспитывают в духе высокой, нравственной твердости!
Алексей Иванович взял со стола красные коробочки. Люди загремели сиденьями и все, как один, встали.
Поднявшись, майор Засветаев расправил плечи. Он видел, как вскочил Михаил Мельник, еще не успевший забыть только что пережитую радость. Иван Александрович почувствовал знакомую, привычную дрожь в подбородке. Ему вспомнилось, что скоро не будет на заставе этого удалого, вездесущего парня с его веселыми прибаутками, как нет уже Володи Ицынкова, Гриши Галашкина, Поликарпова, Лумисте. Уедет скоро учиться в институт и Люцинка. Вот так каждый год, после окончания службы уезжают они по домам, оставляя как память разные истории, а с собою, сами того не подозревая, увозят частицу жизни майора, щедро отданные им уроки правды и честности, плодотворные зерна души и сердца.