— Нельзя так распускаться, вы же все-таки сержант, — нарочно выпустив слово «младший», многозначительно проговорил Ромашков.
— Капитан Земцов обещал разжаловать, — глубоко втягивая воздух, сказал Нестеров.
— Далеко зашло, — покачал головой Михаил. — Что же вы такое совершили?
— Рапорт подал.
— О чем вы писали рапорт?
— По личному вопросу обращался, — с трудом выговаривая слова, отвечал Нестеров. — Насчет этого самого...
— А ты посмелее, сержант, откровенно говори, — непроизвольно переходя на «ты», подбодрил его Ромашков. Он чувствовал, что у сержанта на душе неспокойно.
— Да, уж скажу начистоту. Насчет расписки обращался...
— Какой расписки?
— Стало быть, обыкновенной. Просил разрешения в загс сходить.
— То есть как это в загс? — удивленно спросил Михаил.
— Вот это развеселил! — воскликнул Пыжиков. — Значит, задумал жениться?
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — сгребая ладонью выступившие на лбу капельки пота и поглядывая на изменившиеся лица офицеров, облегченно вздохнув, ответил Нестеров.
Офицеры молча переглянулись. Старший лейтенант, стараясь сдержать приступ смеха, отвернулся, нагнувшись, взял лежавший у ног кусок щебня и отбросил его к забору, где колыхалось подвешенное на веревке белье.
Капитан Ромашков, пряча улыбку в строго поджатых губах, с нарастающим интересом смотрел на Нестерова. «Так вот она история с прачкой», — вспомнив ухмылку дежурного, подумал Михаил.
Нестеров, помаргивая светлыми ресницами, безостановочно вертел в покрасневших от солнца руках конец ременного повода, глядя куда-то в сторону.
За забором в кустарнике посвистывали птицы. Над пограничной вышкой кружил орел. Казалось, что в этой сонной утренней тишине можно услышать шум его крыльев. Но сейчас было слышно, как белоногий конь, позванивая колечками, словно свадебными бубенцами, мерно дышит, щекоча теплой губой солдатский затылок.
— Значит, решил вступить в законный брак? — Ромашков не мог скрыть озадаченной улыбки, потянул пальцами козырек фуражки и наклонил голову.
— Так точно, товарищ капитан, приходится, — убежденно и решительно ответил Нестеров.
— Как это приходится? Тебе еще служить больше года, — сказал Михаил, чувствуя, что своим упрямством и настойчивостью солдат ставит его в тупик. За внешним смущением и подкупающей застенчивостью скрывалась твердая сила воли, сломить которую было не так-то легко.
— Я понимаю, что нежелательно, — пошевеливая белесыми бровями, продолжал Нестеров. — Все, товарищ капитан, понимаю. А оно выходит так, что тут моя судьба...
— Да он просто голову морочит!
— Ладно. Погоди! — движением руки Михаил остановил Пыжикова и, обращаясь к Нестерову, спросил: — Что вам ответил капитан Земцов?
— Товарищ капитан Земцов взыскание дал... Потому что я самовольно за забор вышел, тут неподалеку.
— На свидание, что ли? — снова вмешался Пыжиков.
— Так точно. Я просился два слова сказать, а капитан не отпустил.
— Можно было и здесь сказать, — посоветовал Ромашков, неприязненно думая о крепконогой прачке, которая издалека показалась ему старше сержанта лет на двадцать.
— Разве она сюда пойдет? Что вы, товарищ капитан! — поднимая на Ромашкова удивленные голубые глаза, проговорил Нестеров.
— А где она живет? — спросил Петр.
— На рыбозаводе. Пекарем работает, — ответил Нестеров.
«Значит, совсем не то, — подумал Михаил. — Черт знает, какая ерунда получилась».
— Надо же ей объяснить, — сказал он Нестерову, — что до окончания службы вам жениться нежелательно.
— Сто раз объяснял, товарищ капитан! Да разве втолкуешь? Не могу ждать — и все. У нее свой резон.
Нестеров глубоко вздохнул. Потрогав ладонью изуродованную мочку уха, он снял пилотку и вытер упругий, похожий на пятку подбородок, который сильно выдавался вперед и подчеркивал упрямый характер северянина. А светлые, с голубинкой, глаза излучали скрытое в них лукавство и самобытный, по-мужицки расчетливый ум.
— Какой же у нее резон? — спросил Пыжиков. — Почему она так торопится?
— Да как вам объяснить? — вздохнул Нестеров. — Дело тут такое, что не может она ждать целый год, вот и все.
— Если любит, так подождет, — назидательно проговорил Петр.
— Это все верно, конечно... Каждый человек любит свой мотив и поет, что ему нравится.
— А может, она того... ну? — Подыскивая подходящее слово, Пыжиков щелкнул концами пальцев. — Может, у вас уже...