Но погоня продолжалась. Штрек стал совсем низким, Иван с трудом протискивался вглубь, отчетливо слыша сзади глухое, тяжелое дыхание врага, потом нащупал слева какую-то узкую щель, в отчаянии начал продираться в нее. Сначала ему это не удавалось — зацепился капюшоном куртки за выступающий камень, потом он почувствовал, как кто-то сильно схватил его за ногу, потянул. Капюшон освободился. Иван хватался руками за камни, чтобы хоть как-то задержаться в щели, потом что было силы лягнул ногой. И удар крепкого канадского сапога пришелся прямо в зубы, они лязгнули, но Иван пинал еще и еще раз, протискиваясь все глубже и глубже, потом он понял, что под руками нет опоры, и провалился куда-то далеко вниз на острые камни.
Он упал лицом на землю, но даже не почувствовал боли. Фонарик погас, отлетел куда-то в сторону, и тут Иван наконец-то, услышал взрыв.
Это был не просто грохот, нет, гора словно вздохнула. Вздрогнули и застонали камни, миллионы лет лежавшие без движения, страшный, чудовищный стон прокатился по ним и эхом отозвался по всем шахтам и штрекам, которые нарыли в теле горы ничтожные люди. Гора заворчала, как разбуженный великан, проспавший столетия, а потом встряхнулась и медленно, штрек за штреком, шахта за шахтой опустилась вниз… Ветер коснулся израненного лица Ивана. Коснулся, пронесся мимо и вырвался куда-то наверх, на волю… Это последнее, что он отчетливо помнил. А потом гора упала на Ивана, и наступила темнота.
Он очнулся от того, что кто-то страшный сидел на нем верхом и пытался выдрать из его груди сердце. Ивану было очень больно. Он постарался сделать вдох, но боль стала такой невыносимо сильной, что Иван, как ему казалось, очень громко закричал. На грудь давило. Давило и не хотело отпускать. Иван хотел пошевелить руками, но это ему тоже не удалось, что-то прижимало его к земле. Ивану стало страшно, что он задохнется и умрет прямо здесь, непонятно где, в темноте и духоте. Он хотел приподняться, но и это оказалось невозможным. Потом Иван почувствовал, что уплывает куда-то в темноту. Страх прошел.
— Дыши, Иван! Дыши! — вернул его к действительности чей-то страшный голос. Голос был искаженным, низким и отдавался в голове болью. Иван хотел сказать, чтобы от него отстали, что вставать еще не скоро, что сейчас ночь и что ему надо выспаться до подъема. Но сказать он ничего не смог. Зато наконец-то получилось сделать первый вдох, и Иван вскрикнул от боли. Открыл глаза, но кроме темноты ничего не увидел. Потом моргнул несколько раз и заметил слабый луч фонаря где-то сбоку. Зато наконец-то узнал голос: это был Цырен. Кажется, он сидел прямо верхом на куче щебня, который засыпал Ивана почти до самой груди, и делал Ивану непрямой массаж сердца.
— Слезь… — прохрипел Иван еле слышно. — Слезь, с-сука, больно… Цырен!..
Цырен остановился, прислушался, приникнув вплотную к Ивану.
— Уйди! — прошептал Иван умоляюще. — Уйди на фиг… а то убью…
— О! Ругается, кажись! — пробормотал Цырен. — Раз ругается, значит, живой. Ноги-то чувствуешь?
— Слезь, зараза! — вкус крови во рту усилился.
Цырен встал, отошел в сторону. Ивану сразу полегчало. В груди болело, но все-таки лежать просто так было хорошо. Только сильно саднило ободранное лицо. Цырен вернулся, руками начал отгребать в сторону щебень, потом отодвинул и спихнул куда-то вниз несколько крупных обломков.
— Ты, если в норме, давай помогай, че я тут один трудиться буду, что ли? — проворчал он.
Иван пошевелил руками, ощупал себя: вроде бы все было на месте. Кое-как сел, стряхивая с себя остатки породы. С ногами тоже вроде бы все было в порядке. Превозмогая боль в голове и в груди, Иван выбрался из-под щебня. Встал, но голова у него закружилась с такой силой, что он тотчас же опустился обратно на камни. Посидел, приходя в себя.
— Где мы? — просипел Иван еле слышно.
Но в полной тишине подземелья Цырен легко разобрал вопрос.
— Если бы, Иван, я знал, где мы… — вздохнул он, присев рядом. Иван только тут разглядел, что шлема у него тоже нет. На голову Цырен натянул пуховый капюшон куртки.
Бурят полез за трубкой, вытащил из кармана кисет с дорогим душистым табаком, посмотрел на него, посветил фонариком, покачал головой, все спрятал в карман.
— Не буду курить… Газ может быть, взорвемся.
— Че с тварями? — спросил Иван.
Шевелить разбитыми губами было больно. Иван пощупал лицо: кажется, у него был сломан нос.
— Да ниче, — ответил Цырен, — конец тварям. Твоего завалило, я видел вон там — лапа торчит, а своего я вроде убил. Хотя и не уверен, они ж как танки — бронезащита лучше, чем у Т-400! Хотя этот был маленький… Но я не думаю, Иван, что это была самка… Нет. Корефаны, видать, они были…