Иван не помнил, сколько он так просидел на полу в тишине храма. В себя он пришел, когда дозиметр начал потрескивать — это счетчик Гейгера реагировал на единичные радиоактивные частицы. Это означало только одно — что дозиметр был рабочим. Иван услышал характерный треск не сразу, а услышав, удивился. Он-то считал, что все приборы вышли из строя навсегда, на веки вечные. Но оказалось не так.
Иван вытер слезы и поднялся. Надо было найти Марию.
Он взял рюкзак, огляделся и толкнул было маленькую, почерневшую от времени дверку, но она распахнулась ему навстречу сама, и тихий старческий голос произнес:
— Ну здравствуй, Иван! Долго же ты сюда добирался…
Иван поднял глаза и встретился с тихим взглядом необыкновенно ясных, чистых карих глаз. И удивился — точно такие же глаза смотрели на него с икон.
— Прошу в трапезную, чадо, стол накрыт. Не обессудь, пища скудная, но и это, по концу наших времен, — праздник…
Тело старика скрывала длинная черная ряса. На груди висело серебряное распятие. Росту старец был богатырского, и, наверное, в молодости он и в самом деле был богатырем, но время истончило его мышцы и убелило волосы сединой. Лицо у него было будто с иконы — темное, как мореное дерево, с таким же удлиненным овалом и тонкими чертами, как лики на стенах вокруг. Он пошатнулся и оперся ладонью о плечо Марии, стоявшей рядом. Мария взглянула на Ивана и неожиданно для него радостно улыбнулась.
— Это отец Евлампий, я рассказывала тебе о нем! Помнишь?
Иван неуверенно кивнул.
Старик перекрестился на иконы и, держась рукой за стену, медленно двинулся вглубь неосвещенного коридора. Он шел и разговаривал.
— Страшные времена настали, дети мои, страшные. Думал я, что еще три дня назад призовет меня Господь к себе, как и положено было. Я уж и рад был, потому что уже тяжко ноги носить, но, видать, у Господа на меня свои планы. Теперь вот вас дождался, теперь скоро. Господь милостив, приберет… — он задохнулся, остановился отдышаться, отмахнулся от Марии, которая торопливо сбегала куда-то и вернулась со стаканом воды, повернулся к Ивану. — Ты, Ваня, в Бога веришь?
Иван заколебался. С одной стороны, выходило, что, раз есть Хурмага, значит, есть и Бог, с другой — Хурмагу он видел, а Бога?.. Да и убили Хурмагу не святой водой и не молитвами, убили взрывчаткой… Впрочем, убили ли?
— Не говори, ничего не говори, — махнул рукой отец Евлампий. — Понял. Еще будет время у тебя убедиться в Его силе и в Его любви… Разум не поможет, сердцем надо смотреть… Как сейчас, в храме.
Иван насторожился.
— Ты, Ванюш, не напрягайся!.. — совсем по-свойски усмехнулся священник. — Тут ведь со многими так. Сила-то какая!.. И ты, друг мой, силу эту почувствовал. А значит, не потерян ты для Бога, нет, не потерян. Ну да у Него для каждого из нас свое уготовано… Сюда.
Они вошли через низенькую дощатую дверку в довольно просторную трапезную, освещаемую свечами. В углах притаилась темнота. Посередине трапезной стояли простые деревянные столы. Иван прикинул, что одновременно за ними могло обедать человек двадцать — двадцать пять, не больше. На крайнем столе стояли простые металлические миски и кружки, кастрюля. И на глиняной тарелке — крупные ржаные сухари. Иван, стараясь не шуметь, поставил рюкзак на скамью, расстегнул клапан, достал банку тушенки, хлеб…
— Ты, Иван, сильно не старайся, — ласково сказал священник, — тебе еда еще пригодится. Путь у тебя будет далекий. Лучше давайте поблагодарим Господа за то, что мы живы и что мы здесь собрались… Пусть защитит нас, детей своих, в эти последние времена, — предложил он.