Черный приметный «мерседес» генерала Строкача и «студебеккер» со взводом автоматчиков скоро узнали жители многих городов и сел Ровенщины, Волыни, Тернопольщины. Оперативная группа наркомата и подчиненные ей войсковые подразделения и части действовали активно, смело, методично: сначала в тесном боевом взаимодействии с пограничниками от бандитских отрядов была очищена погранзона, потом все усиливающиеся удары начали принимать бандгруппы, действующие в глубинных лесных районах.
Строкач, приезжая в село, не упускал возможности поговорить с населением, особенно со старыми людьми.
Очень скоро большое человеческое обаяние Тимофея Амвросиевича прошибало стену отчужденности, которой ограждались здешние жители от пришлых людей. Генерал отлично говорил по-украински, мастерски владел шуткой, юмором, не лез в карман за острым словцом и скоро стал чрезвычайно популярен среди населения.
И точно в ответ на это появилась на столе генерала стопка документов, взятых при разгроме районного «схрона» в Бережанах, что на Тернопольщине. В одной из бумаг оказались скрупулезно собранные данные о Строкаче и его ближайшем окружении. Давались словесный портрет генерала, подробная его биография, привычки (в анкетах учитывалось все, вплоть до наклонностей к вину; у Строкача в этой графе стояло «не пьет»), по каким улицам ходит и в сопровождении кого, план здания, где разместилась опергруппа наркомата, и местонахождение кабинета замнаркома; все это заключал решительный вывод: «взять живьем».
После обнаружения этого документа и зная намерения врага, генерал Строкач не изменил своему правилу и по-прежнему посещал села и вступал в беседы с людьми:
— Бывают у вас бандиты?
— Почему не сообщаете властям об их бесчинствах?
— Читаете ли советские газеты и листовки, где печатаются сводки Совинформбюро, сообщается о восстановлении разрушенного войной народного хозяйства?
Отвечали не сразу, долго рассматривали с детски-беззастенчивым любопытством моложавого, приветливого генерала, его улыбчивого адъютанта, никогда не выпускающего из рук автомата, молоденьких солдат охраны с медалями и комсомольскими значками на гимнастерках.
Потом наконец раздавались из-за спин ответы вроде:
— Вы, червоны, пришли и уйдете, а нам перед бандерами ответ держать…
— Явятся, скажут: большевикам служишь, и шворку на шею…
— Они уже разуверились в оуновцах, — говорил Строкач подчиненным, — но они еще мало знают о нашей силе и нашей правде…
А оуновский террор продолжался.
Из Гороховского района, что на юге Волыни, тяжелое известие. Приехала в село учительница, молодая красивая девушка. Руководитель «боивки» — боевой группы националистов — взялся ее завербовать, да получил решительный отпор. Задушена шворкой, возле убитой записка, что казнена как изменница украинского народа…
В Торчине той же Волынской области убили весь районный партийный и комсомольский актив; уцелел только начальник районного отдела НКВД, и то потому, что был в отъезде. Действовал тут «куринь» (батальон) или целый полк УПА…
В России Столыпин некогда насаждал хуторскую систему как опору кулачества: при «санационном» режиме Пилсудского опорой его были «осадники», селившиеся на крошечных хуторках. На одном из таких хуторов в стодоле (овине) бойцы, преследующие банду, увидели леденящую душу картину. На стуле, прикрученный к нему проволокой, сидел молодой солдат. С него был снят скальп.
В карманах гимнастерки лежали его воинская книжка, комсомольский билет, фотографии матери и какой-то девушки…
Освидетельствовавший убитого врач сказал, что казнь совершил человек, знавший искусство хирурга…
Население оказывалось терроризированным бандеровцами. Малейшее подозрение в сочувствии «красным» — и в хате человека появляются ночные гости из «боивки СБ» — боевой группы службы безпеки (безопасности, бандеровского гестапо), поднимают с постели обреченного человека.
— Ты такой-то?
— Я.
— Ты зраднык. Боивка заочно приговорила тебя ликвидировать, как небезпечного для украиньского народу.
И тут же на глазах жены и детей происходит казнь. Палач подходит к жертве сзади, вынимает из кармана и набрасывает на шею сплетенную из конского волоса бечевку — шворку. Короткая конвульсия — и нет человека. Ему надевают на шею бирку с надписью: «Ликвидирован как зраднык украиньского народу. СБ», а потрясенной жене говорят: