— Долго действовали? — спрашивает Сергей Ильич у остроглазого темнолицего человека с хищным волевым лицом.
Тот обескураженно махнул рукой.
— Сорвался на первой же вербовке…
Генерал Гусаров торжествующе усмехается: у этого националиста союзников не отыскалось.
Да, так получается: миллионы мальчишек учатся, вступают в пионеры и комсомол, идут работать на заводы и в колхозы, а начинается война — оказываются в танках, за пулеметами, на оборонных заводах. Из этого прекрасного поколения, воспитанного всем строем нашей жизни, выламываются людишки, которым наплевать на высокие идеалы их поколения, на судьбу Родины — им лишь бы вырвать себе собственную, личную обустроенность. Вялые, куцые запросы мещанства питают индивидуалистов. Националистическая зверушечья ограниченность тоже ведет в лагерь врагов Советской Родины.
Сердечный, чуткий к людям, самозабвенно отслуживший три десятка нелегких лет в пограничных войсках, генерал Гусаров становится каменно-непреклонным, когда затрагиваются исповедуемые им принципы.
В Западной Украине бандеровское движение шло на убыль. Оно было разгромлено не только превосходящей военной силой, но и терпело идеологический крах.
Потерпевшие поражение оуновцы могли теперь действовать только «боивками» — группами от двух-трех до десяти-двадцати человек. По преимуществу в эти «боивки» входили оголтелые палачи, на счету которых было много невинных жертв.
Каждое утро в Политуправлении погранвойск страны появлялась сводка за истекшие сутки. Каждое утро начальник Политуправления генерал Гусаров не начинал свой рабочий день, не прочтя сводки.
Наибольший процент потерь по-прежнему проходил по Украинскому пограничному округу.
…Убиты в селе на Волыни две девушки-комсомолки и девочка-пионерка, трупы брошены в костер и обуглены; действовала «боивка» из трех человек.
…Убито двое солдат-пограничников, тела повешены, вспороты животы.
…Трое солдат внутренних войск, попавшие в плен к бандеровцам, запряжены в сани (летом) и замучены до смерти.
Так почти каждый день.
Звонит начальник погранвойск Закарпатского округа генерал Мироненко. Стало известно, что надрайонный проводник (руководитель ОУН промежуточного звена между районом и областью) по прозвищу Зеленый начал колебаться. Многолетняя лесная звериная жизнь в сырых тайных ямах-«схронах» привела к тому, что он заболел туберкулезом. Кстати, на днях в Черновицкой области обнаружили «схрон», в котором находились трое мужчин и женщина, жена одного из бандитов. В этой затхлой норе родились и выросли двое детей — полутора и трех лет. Ничего, кроме звериных чащоб, они не видели и смотрели на советских офицеров и солдат, как лесные зверьки, вылупив глаза.
— Петр Никифорович, — говорит Гусаров, — этих ребятишек, пока родители находятся под следствием, определите в хороший детский дом и берегите, чтобы оуновцы их не выкрали и не утащили снова в лес. Что же касается Зеленого, очень важно продемонстрировать ему и подобным: пока они ведут жизнь зверей в лесных «схронах», настоящая жизнь проходит мимо них. И своих детей они обрекали на то же самое.
— Сергей Ильич, для начала мы покажем ему фильм «Тарас Шевченко», — говорит генерал Мироненко. — Я недавно смотрел и до сих пор под впечатлением игры Бондарчука. Пусть бандеровец задумается, кто является истинным наследником Тараса Шевченко: мы, интернационалисты, создатели нового общества, или националистическое отребье, всегда служившее черт знает кому, но только не украинскому народу.
— Очень хорошо! — живо отзывается генерал Гусаров. — Вижу, закваска старого политработника сильна в вас по-прежнему. Держите нас в курсе ваших дел. Я ожидаю хороших вестей.
И в самом деле, умел заглядывать в суть сложных общественных процессов пограничник, комиссар двадцатых годов Сергей Гусаров. Зажужжал особым своим голосом телефон ВЧ, и бодрый, ясный голос генерала Мироненко прорвался через полторы тысячи верст:
— Бандит Зеленый вышел. Показали ему тот фильм. Рыдал несколько часов, проклиная себя и тех, кто потащил его на бандитский путь. Согласился обратиться к бандитам с разоблачением главарей ОУН. У него туберкулез в открытой форме, и он говорит, что хочет перед смертью предостеречь вчерашние соратников не повторять его ошибок.
— Пусть его здоровьем займутся лучшие врачи. Для этого человека еще не закрыта дорога в общество — верю, что мы сможем вытащить его из националистической ямы. Нет и неизлечимых физических недугов. Я верю в могущество нашей науки, — говорил Сергей Ильич, в эти минуты забывший за делами о приговоре, который был вынесен ему самому, или все же начинавший ему вопреки надеяться…