Возвратившись в Москву, генерал Гусаров получил назначение начальником войск по охране фронтового тыла действующей Красной Армии Южного фронта. «…Немцы драпают, — писал Сергей Ильич жене из Донбасса, — вы слушаете и смотрите салюты, а мы задыхаемся, так как при движении вперед количество работы по очистке тыла расширяется».
Сергея Ильича захватил тот подъем, который испытывали войска, рвущиеся на запад, к Днепру.
«Управлять в этом беспрерывном движении — дело нелегкое, и все ж у меня получается неплохо, чему я чрезвычайно рад».
Рад генерал Гусаров еще и потому, что, переведенный с политработы на командную должность, он успешно справляется с новой работой и по-прежнему на хорошем счету у командования фронта, у руководства пограничными войсками Союза.
И вдруг «генерал-майору Гусарову явиться в распоряжение начальника Главного управления пограничных войск». Сергей Ильич и боялся этого (хотелось довоевать, дойти до ненавистного Берлина), и желал тоже (ясно, что вызывали ради того, чтобы поручить ему где-то организацию охраны рубежа). Оказалось третье: довоевывать и восстанавливать границу будут другие, а он примет на Кавказе пограничный округ. Сергей Ильич дисциплинированно, по-солдатски ответил: «Слушаюсь!» — и надолго отбыл из Москвы.
Воротился туда лишь летом сорок восьмого начальником Политуправления пограничных войск СССР. Он понимал: этим назначением ему оказали огромное доверие, и, несмотря на приближающуюся грозную болезнь, он на своем последнем посту оставался до конца. С этой должности ушел в отставку. Она была, как у людей такого, как у Гусарова, идейного, нравственного, душевного склада, недолгой. Как и последняя его работа. Но в Политуправлении его уважали и любили все.
И помнят доныне!
Помнят, как много усилий затратил ради того, чтобы был восстановлен Музей обороны Ленинграда.
Помнят, как любил встречаться и беседовать с молодежью, радовался, что парни в пограничные войска теперь приходят почти сплошь со средним образованием. Говорил солдату-туркмену: «Так мы с тобой земляки. Я перед войной у вас служил, город Мары знаешь, на самом краю пустыни? Там однажды мальчишки-колхозники среди тюков хлопка обнаружили шпиона в полном снаряжении. Шел, да не дошел!..» — «Говорят, товарищ генерал, — отвечали Сергею Ильичу, — у вас половина страны земляки». — «В два раза больше! — серьезно замечал он. — В Москве родился, в Смоленске учился и работал. В Белоруссии, на Сахалине, в Даурии, на Кавказе служил, в Ленинграде и на Украине воевал. Да любого старого пограничника спросите — у него в каждой республике земляки…»
Георгий Миронов
Яков Резниченко
Яков Терентьевич снял фуражку и долго стоял в задумчивости, склонив, как перед памятником, голову. Сколько бессонных ночей проведено вот в этих мастерских, где в годы войны ремонтировали зимой катера его 2-го дивизиона «морских охотников». Латали пробоины, моторы, чтобы, когда наступит навигация, не подвели бы в походе или в бою. От их работы зависела жизнь. Запасных же частей в обрез, а то и вовсе нет. Но не привести в боевую готовность малые катера просто нельзя, потому что вся тяжесть охраны водного района у Кронштадта и Ленинграда легла на них, на «морских охотников», на вид вроде бы хрупких, но оказавшихся незаменимыми в сложившихся условиях, наиболее боеспособными судами. Большой флот вынужден был стоять по пирсам и разить врага лишь своей тяжелой артиллерией.
Ему, Якову Резниченко, каждую зиму поручали руководить этими мастерскими. В осажденном Ленинграде это было не так-то легко. Выручало еще то, что опытные инженеры Ионов, Анжилов, Щетнев, Базько многим деталям давали вторую жизнь.
И все же ремонт катеров показался легким, пустяковым делом после того, как зимой 1942/43 года приказали ему возглавить строительство десяти новых «морских охотников».