Теперь Костин план выглядел так: после завтрака первым долгом надо разыскать отца, выпросить у него денег на сахар, потом сходить в магазин и угостить лосенка собственным сахаром. Еще надо было встретиться со знаменитым пограничником. Да! Он чуть было не забыл совсем — его ожидало еще одно интересное дело: после обеда они поедут с ефрейтором Постниковым за травой для кроликов. От этой поездки тоже нельзя было отказываться: за всю свою жизнь, может быть, только раза два или три ездил он на лошадях.
Сахарный вопрос
Сергею Ивановичу Шубину поручили писать очерк в пограничный сборник. Из-за этого он и ездит на горностаевскую заставу. Косте еще ни разу не приходилось видеть, как собирает отец материалы для своих сочинений. И мальчишке это дело представлялось так: вот сидит отец с раскрытым блокнотом. Сидит, выспрашивает и торопливо записывает каждое слово. (А если не так, то откуда же он набирает такое множество слов?)
Еще дома в городе они договорились: Костя будет ночевать у Саньки, а отец — на заставе, в комнатке рядом с солдатской казармой. Костя тоже просился поближе к казарме.
— Ты мне будешь мешать, сынок, — сказал отец. — И потом, неужели тебе не хочется пожить самостоятельно, без родительского присмотра?
Впрочем, Костя и не очень-то спорил: ему и в самом деле очень хотелось пожить самостоятельно…
Санькиного отца вчера Костя видел мельком; успел разглядеть только майорские погоны, узкое тонкое лицо, чуть тронутое оспой, да гибкую фигуру спортсмена, на которой красиво сидел военный костюм. Майор Чистов забегал домой только на минутку, чтобы поздороваться с гостями и забрать с собой Сергея Ивановича. А когда они возвратились домой и сели ужинать, Костя уже спал и сквозь сон слышал их голоса: увесистый, басовитый — отца, и задорный тенорок — майора Чистова…
Робея, Костя поднялся за Санькой на второй этаж, где была канцелярия заставы. Дома вчера вечером майор Чистов был просто Санькиным отцом и обыкновенным дядей Володей, но сейчас совсем другое дело — он был начальником заставы, потому что находился на службе. И поэтому Костя, подойдя к дверям его кабинета, поправил тюбетейку, тщательно разгладил ладонями вельветовую куртку и уже только после всех этих приготовлений осторожно постучал в двери. В ответ услышал знакомый тенорок:
— Да, да! Войдите!
И они вошли, впереди — Санька, за ним — Костя.
Кроме Сергея Ивановича и майора Чистова, в кабинете сидели два капитана. Один из них чем-то был похож на серьезную бабку, попутчицу Шубиных. В кабинете было так накурено, как будто взрослые устроили соревнование, кто больше напустит табачного дыму.
— Ага! Наша боевая смена пожаловала! — весело воскликнул майор Чистов.
— Владимир Алексеевич, а хотите, я угадаю, зачем прибыла эта делегация? — очень серьезно спросил Сергей Иванович.
— Интересно!
Сергей Иванович повернулся к ребятам:
— Если не ошибаюсь, по сахарному вопросу? Так ведь, Константин Сергеевич?
Всегда, когда Сергей Иванович был в шутливом настроении, он называл Костю по имени-отчеству. И Костя уже знал по своему опыту, что в такие веселые минуты говорить с отцом о чем-то серьезном было просто невозможно. И Костя в ответ только носом шмыгнул.
— Это он так выражает согласие, — серьезно сообщил отец взрослым и опять повернулся к ребятам: — К вам пристает лосенок, а вредная тетя Нина выделяет для неге каких-то пять кусочков?
Просто удивительно, откуда только разузнал он все это? Костя шумно вздохнул и уставился в угол. Он был уверен, что шутливо настроенный отец посоветует проводить с лосенком разъяснительные беседы о вреде сахара для лесных жителей или еще что-нибудь в этом же духе… А Костя так уверенно сказал Саньке, что с сегодняшнего дня берет пропитание зверя на себя. А теперь… Теперь Санька не будет верить ни одному его слову. И вообще — хоть уезжай с заставы.
— Ладно, Константин Сергеич, не сердись и не скучай. Зверя действительно надо немножко побаловать. Финансовая поддержка будет обеспечена. Только давай уж, братец, договоримся о дневной норме, чтобы не очень-то перекармливать. Пять кусочков на день и не больше. Идет?
— Так это же мало! — скорее по привычке, чем по необходимости, возразил Костя.
— Ну, хорошо. Пусть будет семь. Да Санькиных пять — это уже двенадцать! Да еще от пограничников этому хитрецу кое-что перепадает. Тебе это известно или будешь возражать?