— Из пушки стрельнуть!
И ничего. Ни ордена. Ни взыскания (а кому оно надо-то?). Ни даже строчки в приказе. Ведь воюет малый. Да как воюет! Такие спецы, чтоб почти на глазок да с плиты, что у бойца на спине, да с первого раза в отверстие печной трубы с полутора километров засандалить, пусть и валяются на дороге, но искать их в другом месте — не найдешь. А эта дорога как ни крути, а на территории части была!
И мечты есть. Правда, теперь уже были. И ночи. Ночи такие были. И любовь к людям, как ни странно, была.
Мне снится сон
Мне снится сон, что я опять там…
Ночь. Оживает пустыня, оживают люди. Я сижу в блиндаже и разбираю посылочку из дому. Вот теплые носочки, шерстяные. Почти джурабы[28]. Это любимая жена мне… «Сидела — грустила, сидела — скучала, шерсти клубочек катился мимо… Его подняла, носочки связала — носи, мой сладкий, носи, любимый…» Спасибо, родная моя… Вот ужо приеду… Обниму, зацелую…
Вот тельняшка парадная, с «начесом». Это старший братик нам с «барского» плеча. Он уже повоевал свое и теперь ночует дома. Знает, чертяка, что нужно «пехотному» офицеру. Теплый «вшивничек» на войне — первое дело. Спасибо, братик…
Так, а это что у нас тут? Знакомый фантик… Грильяж! О-о-о, мамуля, ты все помнишь! Мои любимые. Полкило. Благодарствую…
А это нам папа — чай зеленый, 95-й! Где достал? Супер-пупер! О! Чабрец, мелисса, мята! Класс! Ну, батя, ну, уважил! Все, как я и просил. Ого! И лезвия «шиковские» — отпад! Завтра буду выбрит до синевы, а не слегка, как обычно. И конечно… Виват! «Фирменное» домашнее сало — с прослоечками мяса, с чесночком да с перчиком. «Слышь, афганец, сало будешь?» — «Ну яки ж афганец сало не буде?» Спасибо, батя…
А на сладкое? А на сладкое нам от белочки-сестрички — варенье земляничное. Сама собирала, сама варила — ай, молодец! Баночка только маловата…
— Угощайтесь, братцы! Вареньице вот сестричка прислала, земляничное. Вкус — спе-сфи-сс-кий!
— О-о-о… А пахнет то как, парни! Лесом пахнет, русским духом!
— С вашего п-а-а-зв-а-л-е-ния? Ложечку? — Это наш мальчик двухметровый, Сереженька Пышкин, начальник «первой». Ему трусики старшина подбирает распоследнего размера — не налазят: ляжки мешают. Приходится штык-ножом с боков подпарывать. У Сережи своя индивидуальная ложечка. Не в силу личной гигиены, а токмо сообразно аппетиту. Она у него размером — как малая саперная лопатка. Р-р-раз! И нет полбаночки! Еще раз…
— Сережа, имейте совесть! А… поздно… Проглот вы, батенька. Вас легче пристрелить, чем прокормить, любезнейший.
— А я че? Другие вон че, и то ниче…
— Братцы, а может, сальца? («Витамин Це — винЦе, сальЦе…»)
— Сальца?.. Блин, час ночи. И сальца… Ты — изверг! Это невозможно. Это негуманно, в конце концов! Это абсолютно нездоровый образ Жизни… — Пауза. — А-а-а… давай! Устроим холестериновый шабаш! Сало, цибуля и… горилка.
Я нарезаю сало — вот оно, «дымится»: сочное, бледно-розовое, тонюсенькими ломтиками на блюдечке с голубой каемочкой. Все уже в слезах и соплях, истекают слюной. Ах, как хочется! Ну же!.. Подцепляешь ножичком его и в рот…
— Сынок, ты чего это тут?..
Открываю глаза — ба! Я стою в трусах у раскрытого холодильника. В одной руке шмат сала, в другой — горбушка бородинского. Рядом — мама, смотрит на меня в недоумении, слегка ошарашенно.
— М-м-м… — мычу я с набитым ртом.
— Ты, может, не наедаешься, сынок? Я, может, невкусно готовлю? Или мало?.. — И уже совсем почти обиженно: — Ты б сказал — я б тебе сделала чего хочешь! Хочешь пельмешки? Или рыбки… Судачка тебе пожарить?
Прости меня, мама… Ну как тебе объяснить, мама, что не голодный я. И не лунатик. Просто привычка это — «оживать» ночью. Выделение желудочного сока к ночному доппайку. Рефлекс филина. Не отпускает меня та, «прошлая», жизнь.
Снится…
Нас там не было
Когда господин Громов, наш самый главнокомандующий самым ограниченным контингентом самых советских войск в Афганистане 15 февраля 1889 года заявил, честно и мужественно глядя в многочисленные телекамеры, что «за моей спиной не осталось ни одного российского солдата», мы долго смеялись. Последний объект пограничников выходил из Афгана в июне.
Но нас там «не было» с самого начала…
Пограничников перед отправкой «за речку» заставляли перешивать зеленые погоны на красные, армейские. А в газетах, рассказывая о действиях наших пограничных подразделений в Афганистане, всегда писали — мотострелки. Но нам это все было по барабану.