Оба предложения не заключали в себе ничего невероятного. Обе причины могли существовать на деле в одно и то же время.
Впрочем, так как всякая медаль имеет свою обратную сторону, а человек никогда не бывает совершенством ни в добре, ни в зле, то и у нашего незнакомца бывали минуты если не сострадания, то, пожалуй, утомления, когда ярость поднималась и душила его, и он делался менее жестоким, менее неумолимым, словом, похожим на человека. Но такие минуты продолжались недолго, такие «приступы», как называл их сам неизвестный, были редки, природные наклонности брали верх, и он, чтобы вознаградить себя за временную слабость, проявлял жестокость с новой силой.
Вот и все, что было достоверно известно об этом человеке в то время, когда мы столь необычным способом выводим его на сцену. Помощь, оказанная им монаху, шла до такой степени вразрез со всеми его привычками, что приходилось предположить, что неизвестный переживал один из тяжелейших своих «приступов», так как не только выказал чрезвычайную заботливость об одном из себе подобных, но вдобавок нашел время для того, чтобы выслушивать его жалобные моления.
Чтобы покончить с подробностями в описании этого нового действующего лица, мы должны добавить, что никто не знал его постоянного местопребывания. Нельзя было указать ни на одного человека, содействием которого он пользовался. Незнакомец всегда появлялся один, и в течение десяти лет, проведенных им в прериях, его внешность нисколько не изменилась: по-прежнему он казался бодрым стариком, по-прежнему у него была длинная седая борода и лицо, покрытое морщинами.
Мы уже сказали, что Охотник За Скальпами ринулся в чащу леса, чтобы узнать, кто подал сигнал, привлекший к себе его внимание. Поиски его отличались тщательностью, но не дали никаких осязаемых результатов, кроме подтверждения того, что он не ошибся и что действительно в кустах прятался шпион, видевший все происходившее на лужайке и слышавший весь разговор.
Голубая Лисица, позвав товарищей, благоразумно отступил назад, прекрасно сознавая, что, несмотря на всю свою храбрость, он погибнет, если ему придется попасть в руки Охотника За Скальпами.
Этот последний в глубокой задумчивости вернулся к монаху, молитва которого все еще продолжалась, угрожая никогда не кончиться.
Охотник За Скальпами некоторое время наблюдал за ним с лицом, принявшим насмешливое выражение, и улыбкой, застывшей на бледных губах. Затем, с силой ударив монаха между плеч прикладом своего ружья, охотник грубо сказал ему:
— Вставай!
Монах упал ничком и сделался недвижим. Думая, что с ним сейчас покончат, он решил покориться своей участи и Уже ждал смертельного удара.
— Ну, поднимайся на ноги, чертов монах! — повторил Охотник За Скальпами. — Разве ты не успел вдоволь намолиться?
Отец Антонио потихоньку приподнял голову — к нему возвращалась слабая надежда.
— Простите меня, ваша милость, — ответил он, — я кончил, теперь я готов вам повиноваться. Что вам угодно?
И он моментально вскочил на ноги, догадавшись по мрачному выражению лица своего собеседника, что никакая уловка не приведет ни к чему хорошему.
— Вот и отлично, дуралей! Мне кажется, что ты так же хорошо умеешь принимать удары прикладом, как и возносить к небу усердные молитвы. Заряжай свое ружье, так как тебе сейчас предстоит защищаться, как человеку, если не хочешь, чтобы тебя убили, как собаку.
Монах с испугом оглянулся по сторонам.
— Ваша милость, — пробормотал он в нерешительности, — разве я непременно должен сражаться?
— Да, если только ты дорожишь своей шкурой, в противном же случае можешь успокоиться и приготовиться к смерти.
— Но, может быть, найдется другое средство?
— Какое же?
— Хотя бы бегство, — сказал тот вкрадчивым голосом.
— Попробуй, — насмешливо сказал охотник.
Монах, ободренный этими словами Охотника За Скальпами и думая, что он соглашается, продолжал несколько смелее:
— У вас прекрасная лошадь.
— Не правда ли?
— Великолепная! — ответил в экстазе отец Антонио.
— Да, и ты не отказался бы на нее сесть, чтобы удрать поскорее, не так ли?
— О, вовсе нет! — отрицательно покачал головой монах.
— Будет тебе! — грубо оборвал его Охотник За Скальпами. — Позаботься о своей голове, враги твои приближаются.
Одним прыжком он вскочил в седло, заставил свою лошадь повернуться и притаился за громадным стволом красного дерева.
Отец Антонио, встревоженный приближением опасности, живо схватил ружье и также спрятался за деревом.
В то же самое мгновение кусты затрещали, ветви раздвинулись, и из-за них показались несколько человек.
Число их доходило до пятнадцати. Это были апачские воины, среди них можно было заметить Голубую Лисицу, Джона Дэвиса и его товарища.
Хотя Голубой Лисице и не приходилось сталкиваться лицом к лицу с Белым Охотником За Скальпами, тем не менее он часто слышал рассказы об этом человеке — то от индейцев, то от охотников. Поэтому, едва только он услыхал это страшное имя, сердце его наполнилось невыразимым гневом при мысли о тех жестокостях, которым подвергались его соплеменники, попадавшие в руки этого человека. У индейца появилась мысль захватить его в плен. Голубая Лисица поспешно подал заранее условленный сигнал и, бросившись с чисто индейским проворством и ловкостью через кустарник, возвратился на то место, где находились воины, и приказал им следовать за собой. На обратном пути он встретил обоих охотников, которые, услыхав сигнал, спешили, в свою очередь, к нему на помощь.
Голубая Лисица вкратце познакомил их с ходом событий. Чтобы не отступать от истины, мы должны сознаться, что этот рассказ индейца, вместо того чтобы подействовать возбуждающим образом на воинов и охотников, напротив, значительно охладил их пыл, так как им стало ясно, какой ужасной опасности им предстоит подвергнуться, решаясь на борьбу с человеком, страшным своей неуязвимостью и подвергавшим жестокой расправе всех тех смельчаков, у которых хватало духа на него напасть.
Отступать, однако, было поздно, бегство было невозможно. Поневоле воинам пришлось двинуться вперед.
Что же касается обоих охотников, то они хотя и не разделяли суеверных взглядов своих товарищей, однако далеко не радовались предстоявшей им перспективе борьбы. Не желая, впрочем, отставать от людей, которых они считали стоящими ниже себя и по умственному развитию, и по храбрости, они решили следовать за индейскими воинами.
— Ваша милость! — жалобным голосом закричал монах, видя появление индейцев. — Не оставляйте меня одного!
— Не оставлю, если только ты сам себя не оставишь, дуралей! — ответил ему Охотник За Скальпами.
Достигнув края лужайки, апачи, следуя своей обычной тактике, укрылись каждый за стволом дерева, так что лужайка, где должны были вступить в ожесточенную борьбу столько людей, была совершенно пустынной.
Наступила минута затишья.
Охотник За Скальпами решил первым подать голос.
— Эй! — закричал он. — Что вам тут нужно?
Голубая Лисица собрался отвечать, но Джон Дэвис удержал его.
— Предоставьте мне вести переговоры, — сказал он индейцу.
И выйдя из-за своего прикрытия, Джон Дэвис решительно сделал несколько шагов вперед и остановился почти на самой середине лужайки.
— Кто говорит со мной? — громко и твердо спросил он. — Разве вы боитесь нам показаться?
— Я ничего не боюсь, — ответил Охотник За Скальпами.
— Так покажитесь же, чтобы мне знать, с кем я имею дело, — продолжал Джон Дэвис насмешливым тоном.
Услышав такое предложение, Охотник За Скальпами заставил лошадь сделать скачок вперед и остановился в двух шагах от охотника.
Дэвис стойко оставался на своем месте.
— Ну! — сказал он. — Я очень рад вас видеть.
— Это все, что вы хотели мне сказать? — грубо спросил Охотник За Скальпами.
— Гм! Вы ужасно спешите, by God! Дайте мне минутку, чтобы отдышаться.
— Оставьте свои шутки, иначе они вам дорого обойдутся. Говорите скорее, в чем состоят ваши предложения, у меня нет времени на пустые разговоры.