— Ви-и-тя? — отчаянно крикнула Наталья Навловна, а на следующие слова — «погиб», «убит» — у нее не хватило духу, и она спросила, едва шевеля губами: — Что-нибудь с Виктором Петровичем?
И командир и начальник политотдела печально и молча кивнули седыми головами...
Наталья Павловна порывисто отвернулась к стене, выдернула из кармана носовой платок... Никому из сослуживцев еще не доводилось видеть слез на глазах Натальи Павловны — ни в далекой молодости ее, ни на войне, ни после. И сейчас не увидели. Она постояла минуту, отвернувшись к окну, медленно положила платок в кармашек кофточки, с усилием повернулась обратно — глаза ее были сухими и скорбными.
— У меня все время щемило сердце, с той самой минуты, когда Витя сказал у порога: «Будьте здоровы, родня!..» Боже ты мой! — горьким, скрипучим голосом сказала она. — Где он сейчас? И как же все это стряслось?
— Во время задержания бандит ножом... — Начальник политотдела надел фуражку. — Надо ехать на вертолетную площадку. Скоро тело доставят.
— Семья знает?
— Решили сначала с вами посоветоваться. Виктор Петрович вам ближе всех, сын вроде.
Наталья Павловна опять отвернулась к окну, рука ее снова потянулась в кармашек кофточки за носовым платком. Не поворачиваясь, она сказала:
— Надо ехать к Поликарповым, ничего не поделаешь... Лучше бы так вот и поехать втроем...
На лестничной площадке Наталья Павловна долго искала ключи в своей черной старомодной сумочке. Первый раз в жизни не хотелось ей открывать двери этой квартиры, куда столько лет торопилась всегда со счастливым нетерпением: здесь ее ждали, как ждут любимого родного человека, уже само появление которого приносило радость. Если Костя с Петькой были дома, они непременно встречали ее у дверей, забросив все свои дела, успевали прибежать, пока Наталья Павловна открывала замок, радостно возбужденные, кричали звонкими счастливыми голосами, будто не видели ее много дней.
Они и в этот раз примчались к дверям. Оба улыбались, глаза счастливо светились. Но улыбки мгновенно растаяли.
Переступив порог, командир и начальник политотдела обнажили головы. Наталья Павловна без слов порывисто обняла за плечи сразу обмякших Костю и Петьку, прижала обоих к себе. Появилась в прихожей Ирина Михайловна в пестром веселом передничке — время как раз было предобеденное. Машинально вытирая крохотным полотенцем и так сухие руки, она испуганными, спрашивающими глазами посмотрела сначала на Наталью Павловну, прижавшую к себе притихших Костю и Петьку. Потом ее глаза, расширенные, переполненные еще не осознанным ужасом, остановились на полковниках, державших фуражки в руках.
— Ваш муж, Ирина Михайловна, майор Поликарпов Виктор Петрович, защищая государственную границу Советского Союза... — заговорил начальник политотдела напряженным голосом. Сделал паузу перед тем, как сказать самое трудное.
— Погиб наш Витя, Ира, погиб ваш папка, мальчики, — тихо сказала за него Наталья Павловна. — Такое вот тяжкое горе нас посетило.
Ирина Михайловна перестала комкать полотенце, рывком поднесла его к горлу и сжала так, что побелели пальцы. Стояла какое-то время окаменело недвижимая.
— Что вы... сказали... Наталья Павловна? — звенящим шепотом спросила она.
— Переоденься, Ира. Надо ехать на вертолетную площадку. И вы поедете, мальчики. — Наталья Павловна бережно отстранила от себя Костю и Петьку.
Когда они ушли переодеваться в комнаты, начальник политотдела спросил:
— А где же родители Ирины Михайловны?
— В обратную дорогу собираются, припасы делают — за брусникой уехали. Вернутся поздно вечером, — ответила Наталья Павловна.
Сразу же после поминок Михаил Иванович сказал дочери, ко всему безучастной:
— Оставаться здесь дольше нет тебе никакого резону, Ирина. И тебя заберем в Саратов с ребятишками, и Наталью Павловну заберем, ежели будет на то ее согласие. Или у тебя другие соображения, дочка?
— Мне все равно...
А Наталья Павловна сказала:
— Нет, Михаил Иванович, дорогой, никуда я не поеду с границы! Тут вся моя жизнь прошла, тут могилы самых дорогих моих друзей-товарищей, тут друзья мои живут, службу несут. Как я без всего этого обойдусь?.. А мальчиков своих я надеюсь лет через десять встретить здесь вот или курсантами-практикантами или уже офицерами-пограничниками. Так ведь, Костя? Так ведь, Петя?
Братья только кивнуть успели. Ирина Михайловна, до этого ко всему угнетенно равнодушная, неожиданно закричала диким голосом:
— Никогда! Ни за что! — и впервые за эти тяжкие дни разрыдалась...
... — Я на нее не в обиде — такое ведь горе стряслось, — призналась потом Наталья Павловна друзьям своим — прапорщику Васильеву и его жене. — Ире надо было обязательно выплакаться. И на панихиде молчала, и возле могилы онемела будто. Все время под руки держали ее — ноги отказали, стоять не могла... Вот проводила их в Саратов, осталась одна. Такая уж у меня судьба. Поживу у вас немного...