Бабкин уже не смотрел в потолок скучающими глазами. Он посматривал то на Киселева, сконфуженного и, нет, не провинившегося, а понявшего вину, уже сидевшего не на краешке стула, а в глубине его; то переводил свой взгляд на майора Зимина, озабоченного, недовольного и в то же время по-отечески сочувствующего Киселеву, молодому парню, оказавшемуся в трудном положении.
— Солдаты к вам настроены неважно, и я опять повторяю — вы к этому приложили немало усилий, — продолжал Зимин. — И вам же, а не кому другому, надо предпринять все, чтобы наладить с ними нормальные отношения.
Киселев сидел, склонив голову. Поднял виноватые глаза и спросил глухим голосом:
— А как это сделать?
— У меня есть одно предложение, но, чтобы выполнить его, нужно мужество... Я бы советовал сегодня же на боевом расчете перед строем всей заставы признаться в своем неправильном, или как вы найдете нужным охарактеризовать, поведении и попросить у Борисова извинения. Нелегко это, а другого выхода не вижу.
— Я сделаю это, товарищ майор, — после долгого раздумья согласился Киселев.
— Вот и хорошо! Но вам еще и о другом надо подумать. Кроме прямой службы у нас каждый что-нибудь да делает для заставы, для своих товарищей. Например, сержант Барвенко рисует, наглядную агитацию оформляет, тот же Борисов занимается с любителями брусьев и перекладины, Ухов — с начинающими штангистами. Есть у нас любители петь и плясать, но вот беда — нет баяниста, демобилизовался недавно. И к вам такая просьба, Евгений: запылился наш баян, подарок шефов. Возьмите-ка вы его в руки, а?
— Хорошо, товарищ майор, баян не будет пылиться.
— Вот и славно! У нас, скажу я вам, музыкантов тоже любят и при случае не дают в обиду... Напоследок у меня к вам два вопроса. Ваш отец — известный лектор-международник. Вы не можете посодействовать, чтобы он приехал к нам на заставу? С пропуском мы устроим.
Киселев снова опустил голову, долго молчал, лицо его снова стало отчужденным:
— Нет, я не могу содействовать этому. Извините, товарищ майор, не могу.
— Зачем же извиняться? Значит, есть серьезные причины. Хотя, признаюсь, ваш отказ и удивляет меня: пожалуй, не каждый солдат откажется от встречи с отцом или матерью. Вернее, не было таких случаев... И второй вопрос: почему вы призваны на два года позже своих сверстников?
— Я учился в университете на филологическом — родители настояли, а я хотел в политехнический поступать. Мне это по душе... Завалил экзамены на последнем семестре второго курса, ну меня и отчислили. Теперь, знаете, в вузах не особенно уговаривают.
— Что-то не очень огорчает вас это отчисление.
Киселев впервые рассмеялся:
— Нет, не огорчает, товарищ майор. Зато родитель мой расстраивается. Я ведь английский неплохо знаю — еще с дошколят изучал, говорят, способности есть к языкам. Но разве только филологам нужен иностранный? По-моему, тот же английский не худо знать и инженеру.
— Верно, не худо. Я сыну своему завидую — он этот английский тоже неплохо знает. Лейтенанту это тоже не лишне.
— Этот молодой парень-лейтенант ваш сын? — удивился Киселев.
Киселев, конечно, знал это — такое в небольшом изолированном подразделении узнается сразу же — и удивление разыграл, чтобы сделать приятное майору. А тот не заметил этого и не без гордости признался:
— Да, сын. И родился, к слову сказать, на заставе... Ну что ж, Евгений, спасибо за откровенный разговор. У меня пока всё. Можете идти.
— Есть идти!
Когда он ушел, Зимин проговорил задумчиво:
— Вот какие теперь пошли наши солдаты, дорогой ты мой Сергей Николаевич: английский язык знают, первый разряд по шахматам имеют.
— Что и говорить, солдат пошел грамотный. Только меня другое интересует: почему вы, Петр Андреевич, не задали Киселеву главного вопроса?
— Имеешь в виду окурки? Это еще рано. Сейчас ведь другое было важно: подготовить Киселева к этому главному вопросу, снять с него отчужденность и настороженность. Судя по всему, это удалось...
Утренняя проработка следа нарушителя, еще свеженького, не «остывшего», помогла не только восстановить маршрут движения преступника, но избавила заставу от лишних осложнений. Позвонил командир части полковник Дементьев. Он всегда разговаривал, не жалея голоса, и поэтому Бабкин слышал весь разговор, как будто сам держал телефонную трубку.
— Правому твоему соседу, Петр Андреич, за сегодняшнее объявляю благодарность в приказе, — говорил полковник Дементьев. — Пограничный наряд в полном составе получит знаки отличия и краткосрочные отпуска. Молодцы! А как посоветуешь поступить в отношении тебя и твоих простофиль?