Несколько человек, стреляя на скаку, мчались прямо на них. Савин увидел: зашевелились и два других бугра — поодаль, тоже превратились в лошадей, и двое всадников понеслись метров на пятьсот правее основной группы. Ниязов крикнул:
— Поднимай коня, скачи за теми, а я здесь!
Оставлять Ниязова одного Савину не хотелось, но и спорить было нельзя, тем более что, прикрываясь заслоном, двое явно норовили проскочить на нашу территорию.
Пули так и повизгивали, когда Савин, уже в седле, погнал своего Князька наперерез двум нарушителям. Там, сзади, негромко застучал ручной пулемет Ниязова, и Савин усмехнулся: на стрельбище Ниязов бил без промаха…
Но выстрелы затихли. Савин, обернулся и мельком увидел, что нарушители положили своих коней, и Ниязов выжидает. Судя по всему, его огонь был метким. И еще Савин увидел облачко пыли со стороны заставы: сюда скакал конный пограничный наряд.
А двое нарушителей все гнали коней по прямой. Они были в выгодном положении: их кони успели отдохнуть, Князек же приустал, и пограничник не мог рассчитывать на длительную погоню.
Раза два он выстрелил по нарушителям. Но — то ли нервничал, то ли попросту плохо целился — его выстрелы пропали впустую. Нарушители все уходили и уходили. Тогда он стал целиться по лошадям. И вот лошадь, словно наткнувшись на невидимую преграду, упала, но человек вовремя соскочил с нее и что-то крикнул другому, тот остановился. Дальше они поскакали вдвоем на одной лошади.
Тот из них, что сидел сзади, стал стрелять в Савина. Он, видимо, был хорошо тренированным стрелком. Пуля ударила в савинского Князька, и конь рухнул на землю. Пограничник едва успел высвободить ноги из стремян.
Нарушители были уже далеко. Что оставалось делать Савину? Он перезарядил карабин и подошел к коню, чтобы снять с седла флягу с водой.
Фляга была пуста, ее задела пуля. И все равно нужно было идти вдогонку тем двум, и Савин пошел…
Чаще и чаще стучала в висках кровь, начало покалывать сердце. От пыли саднило лицо. Где-то впереди маячила темная точка: нарушители, должно быть, уже считали себя в безопасности.
Савин шел и думал о том, на сколько километров он успел отойти от границы. В степи мало примет, но по времени Савин определил: километров на восемь, не меньше. Понятно, что часть пограничников сразу же направится сюда и будет здесь минут через тридцать. Но тут же он сообразил, что ни через тридцать минут, ни через час его не догонит никто: ведь их коням пришлось уже проскакать десяток километров, им просто не осилить еще столько. Значит… значит, он должен был полагаться пока только на свои силы, а их — он чувствовал — оставалось не так-то много.
Степь оборвалась неожиданно. Реже стали попадаться кустики мертвой травы, и уже не серая пыль лежала под ногами, а бледно-желтый песок. Теперь Савин точно знал, какое расстояние отделяет его от своих: пески начинались в тринадцати километрах от границы.
Ему казалось, что кругом него так и полыхает огонь. Горели в тяжелых сапогах ноги, горели руки, лицо, все тело. Но разуться было нельзя: в песок зарываются or жары змеи; да и невозможно идти босиком по раскаленному песку. Нельзя было и раздеться, иначе через час по всему телу пойдут волдыри ожогов, а там — потеря сознания, смерть. Единственное, что он сделал, — это скинул ремень; стало немного легче.
Следы копыт были отчетливо видны на песке, и Савин не боялся сбиться. Но быстро идти не мог: дрожали колени, и он все чаще останавливался перевести дыхание.
Часа через два он споткнулся обо что-то и упал. Он не помнил, как поднялся. Перед глазами вертелись зеленые и оранжевые круги. Приглядевшись, увидел выпиравшую из песка кость: наверно, прежде здесь пролегала караванная тропа, и от жары падали замертво даже выносливые верблюды…
Потом Савин отыскал следы и снова пошел, тяжело переставляя ноги. Все это было как в дурном сне, когда хочешь проснуться и не можешь. Трудно было поднять голову, и он смотрел вниз, на отпечатки копыт.
Все-таки он поднял голову. Впереди что-то чернело. Отерев рукавом пот, заливавший глаза, он увидел лежащую лошадь. Зубы у нее были оскалены, а огромный, вздувшийся живот то поднимался, то опускался. Савин сразу же упал в песок, целясь в сторону лошади: нарушители могли притаиться за ней. Но сколько он не глядел, ничего не было видно, кроме загнанной, хрипящей лошади. Осторожно, стороной он приблизился к ней: отсюда начинались две пары человеческих следов.
Сразу же Савину стало легче. Значит, и им, двоим, придется идти пешком, и хотя у них наверняка есть с собой вода, полтораста километров до ближнего селения пройти не так уж просто. Сам он нисколько не сомневался в том, что сможет пройти все эти полтораста километров, хотя на деле он не осилил бы и малой части этого расстояния.