На гребне волны показался опрокинутый кулаз, за который держался рыбак.
— Есть один! — крикнул Марченко. — Табань весла!
Обрадованный Маслов вскочил.
— Стой! — не своим голосом закричал Виталий. Поборов волнение, он добавил: — Этим не шутят, брат…
Маслов сел.
— Подавай носовой! — последовало распоряжение матросу Скворцову.
Потребовалось немало отваги, самообладания, сноровки, чтобы в нужный момент изловчиться, подхватить обессилевшего рыбака под руки и поднять его в шлюпку.
— Там еще… — бормотал он.
А шлюпку валило с борта на борт. Вот, закручиваясь, закипел гребень волны. В хлопьях пены мелькнули два черных силуэта.
— Кулазы! — воскликнул Казаков, первым заметивший их.
Пока шлюпка металась от одного кулаза к другому, Марченко потерял ориентировку. Он глянул на часы: половина четвертого. Оставалось одно — промерить глубину, чтобы принять решение, куда держать курс. Виталий приказывает матросу Маслову опустить лот.
— Пять метров.
«Значит, где-то поблизости берег», — подумал боцман.
— Весла на воду! — командует он.
Шторм не унимался. С грохотом ударялись волны о борт потяжелевшей шлюпки, и постепенно она наполнялась водой. Воду вычерпывали, но сколько ни старались, ее не убавлялось. Шлюпку и бросало из стороны в сторону как прежде, и валило то на один борт, то на другой. Положение становилось угрожающим. Оставаться в шлюпке — значило бы рисковать жизнью людей.
— На берег! — решил Марченко.
Первыми бросились вплавь Казаков, Щанников, Рылкин и с ними рыбаки. Затем Скворцов, Копылов. В шлюпке остались окоченевший от холода Виталий Марченко и Юрий Маслов.
— Ну, прыгаем? — проговорил старшина, когда Маслов убрал весла.
— Прыгаем! — крикнул Юрий и так оттолкнулся ногами, что борт ушел под воду. Вскоре голова Маслова скрылась в темноте.
Марченко тоже прыгнул. Его тут же накрыло с головой и вынесло далеко вперед. Старшина вдохнул полной грудью и поплыл. Перед ним поминутно вырастали, закручивались белыми гребнями громадные волны. Вдруг Марченко почувствовал, что у него стали неметь ноги и руки. Неровными глухими толчками забилось сердце.
— Маслов! — крикнул он.
— Я тут, тут, боцман.
— Помоги…
Он поднял руку и скрылся в пене прибоя.
Маслов бросился к старшине.
— Боцман!
Волна ушла, и на ее месте показалась фигура старшины. Широкая спина была как-то неестественно согнута. Он еле двигался.
— Что с тобой?
— Помоги. Судорога… — хрипел он.
Маслов навалил его себе на грудь и с силой стал грести. «Старшина перемерз, — думал Юрий, — надо было ему поработать веслами».
— Потерпи… — Маслов еще хотел что-то сказать, но хлебнул воды и закашлялся.
Марченко молчал, тяжело дыша.
— Немного осталось… Так… Ну вот…
Маслов уперся ногами в дно и поволок старшину к берегу.
— Они, — послышался чей-то голос.
Матросы подхватили боцмана, подняли его, понесли. Он что-то проговорил, а потом потерял сознание.
— Да что с тобой? — теребил его Маслов.
Над Марченко наклонились лица.
— Боцман…
— Виталий…
А у того безжизненно распростерлись руки.
— Он мертв! — отчаянно закричал Маслов, упал ничком и зарыдал.
Рядом стонало море.
Берды Кербабаев
У ГРАНИЦЫ
I. Таинственные тени
Май в тот год выдался нежаркий. До июня оставались уже считанные дни, а по вечерам было еще совсем прохладно.
На западной окраине небольшого селения, раскинувшегося у самого подножия горы, неподалеку от границы, стоял маленький домик, обнесенный невысоким дувалом. За дувалом пышно зеленели фруктовые деревья.
Итак, была весна, в школах кончались занятия, и по всей большой Советской стране у мальчиков и девочек наступали каникулы.
Черкез Чарыев, самый младший из обитателей небольшого домика, стоявшего на отшибе, привык в эту пору плескаться с утра до вечера в быстром горном ручейке, который перерезал село тайно посередине. Прозрачная, как глаза журавля, вода весело журчала, словно приглашая освежиться. Однако в такую прохладную погоду, как этой весной, даже Черкез ни разу еще не отважился окунуться в ручей.
Да и вообще в нынешнем году все шло как-то по-иному. Черкеза не тянуло к любимой игре в пятнашки. Он начал помогать отцу в колхозных делах, и эти дела все больше и больше захватывали мальчика.
Вот и сегодня, позабыв про все игры, он отправился к отцу на дальние поля, где колхоз уже начинал уборку ячменя. Отец уехал туда еще накануне и заночевал там, а Черкез отвез ему полный хурджин[7] хлеба и всякой еды, которую приготовила мать, осмотрел вместе с ним пшеницу, посеянную на одном из горных склонов, и не спеша возвращался теперь на своем маленьком ослике домой.