Когда Черкез собрался ползти дальше, ему показалось, что один из кустов на противоположном склоне — до него было уже рукой подать, — темнее остальных. Мальчик приостановился, вгляделся, не движется ли там что-нибудь. Нет, никакого движения не заметно. И все же… Словно там какое-то темное пятно, тень. Может, дикая свинья с поросятами?
Черкез стал медленно приближаться к кусту. Сердце бешено колотилось у него в груди, и ему казалось, что этот стук разносится по всему ущелью.
Вдруг Черкез отчетливо увидел, что возле куста что-то движется. Темное пятно колыхнулось, отделилось от куста, и в ту же минуту чья-то сильная рука ухватила Черкеза за плечо.
III. Попался
На него навалились двое.
Он даже пробовал отбиваться, но увидел, что это ни к чему, и с ужасом переводил взгляд, с одного державшего его бандита на другого.
Один из них был здоровенный детина с усами, как две метелки, и подбородком, который казался больше всего лица. На лбу у него Черкез заметил глубокий шрам — словно осел рассек ему левую бровь копытом. Второй был немногим старше Черкеза и худой, как щепка. Был и третий: черный, горбоносый, с очень бледным лицом и горящими, как показалось Черкезу, глазами.
— Ты кто такой? — негромко спросил тот, что со шрамом, наклоняя к лицу Черкеза свой страшный подбородок.
Черкез молчал, не успев собраться с мыслями.
— Откуда ты? Куда шел?
Черкезу вдруг вспомнилось, что в одной книге, которую он читал, советский боец, попав в руки фашистов, отвечал не торопясь, взвешивая каждое слово. И Черкез нахмурив свои тоненькие брови и подумав немного, смело ответил:
— Я шел к отцу.
— Где твой отец?
— В горах.
— Что он там делает?
— Жнет.
— А зачем ты шел к отцу?
— Вез хлеб.
При слове «хлеб» все трое заговорили разом, перебивая друг друга, а рука человека со шрамом еще больнее стиснула плечо Черкеза.
— Хлеб? А где он?
— На чем ты его вез?
Прислушиваясь к их голосам, вглядываясь в их лица, Черкез понял: эти люди голодны. Очень голодны, прямо умирают с голоду. Он стал напряженно соображать…
— Я вез хлеб на своем ослике, — медленно проговорил он.
— А где твой осел?
— Вырвался из рук.
Бац!
Горбоносый размахнулся и отвесил Черкезу такую затрещину, что у того на мгновение стало совсем черно в глазах.
— Не ври! Говори, где осел?
— Я не вру. — Черкез старался говорить твердо, но это ему плохо удавалось. — Ночь темная, страшно. Показалось: идет кто-то. Я спрятался за куст, а как вылез — осла-то и нету. Может, увел кто.
— Врешь, врешь, паршивец! — зашипел горбоносый.
— Если вру — сами найдите.
— Молчи, щенок!
Черкез молча опустил голову.
— Говори, где осел? — сдавленным шепотом произнес вдруг тот, что моложе всех, безусый.
Черкез молчал.
— Ты что молчишь?
— Он, — Черкез мотнул головой на горбоносого, — велел молчать. Я и молчу.
— Не прикидывайся и не ври. Говори, где осел? Он здесь где-то. Мы слышали, как он кричал.
— Зачем мне врать? Я тоже слышал — кричит где-то мой осел. Стал бегать туда, сюда. Темно, не найду. Да, может, это вы его спрятали?
— Так ты, значит, осла искал? А зачем же ты на брюхе полз?
— Да чтобы волк не увидел. Страшно-то как!
— Почему же ты не звал своего осла?
— Так я ж говорю вам: волки, шакалы кругом — боялся я. Да и медведи здесь тоже водятся. А ну как схватят и утащат к себе в берлогу!
— Осла позвать ты боялся? А песни горланить — это тебе не страшно?
— Песни? Какие песни? Не пел я ничего.
— Не ты, скажешь, что ли, орал во все горло, когда солнце коснулось края земли: «Взойдем на гору стеклянную…»?
— Да я и песни такой не знаю.
Неизвестные заговорили между собой на чужом языке. Но Черкез недаром родился и вырос в пограничном селении, многие жители которого, в том числе и отец Черкеза, говорили на двух языках.
Прислушиваясь к их приглушенным голосам, Черкез улавливал общий смысл речей, хотя и не все слова были ему понятны. Человек со шрамом говорил, что Черкезу нельзя доверять. «Я среди них жил, я их знаю, — все повторял он. — У них даже маленькие дети хитрые, себе на уме».
А Черкез в это время с горечью и страхом думал о том, что никакая хитрость не приходит ему на ум и не знает он, как ему спастись, как вырваться из лап этих негодяев. А ведь он должен, должен сообщить на погранзаставу об этих подозрительных людях, которые бродят зачем-то ночью по горам, стараются не шуметь и даже боятся говорить в полный голос…