«Не в этом счастье, — написал ему Пашенцев. Счастье в труде. Праздная жизнь до добра не доведет. Учись, парень, — вот задача. Трудись для народа — вот цель».
И спрашивал:
«Не женился еще? Женишься — приглашай в гости, приедем. Новосибирск далековато, но ничего»»
И что же? Поехал Пашенцев с женой и сыном в отпуск, повидался с парнем. Обрадовался: работает, поступил в заочный институт, собирается завести семью.
…Время — далеко за полночь.
— Пора спать, — говорит Раиса Александровна. — Ведь завтра день у тебя особенный.
Да, завтра день особенный. На склонах Заозерной большой митинг трудящихся в память о хасанских боях.
Он выступит на этом митинге, капитан Иван Пашенцев. Он скажет:
— Будьте спокойны, отцы! Сыновья не подведут.
Хасанские ветры… О многом могут рассказать они. О мужестве и честности. О верности и отваге. О дружбе и стойкости.
Они, эти ветры, проносятся над Хасаном — спокойным, когда светит солнце, неистовым, когда над ним нависают злые тучи. Проносятся над Заозерной — высокой, намертво сросшейся с землей сопкой. Тупые лбы хищников разбились об нее вдребезги. И даже ветры обходят ее стороной.
Они знают: и эту ставшую легендарной сопку, и всю нашу землю берегут сыновья героев.
Берегут, как велели отцы.
Алексей Белянинов
ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ
Толстые глинобитные дувалы отсекали от просторной долины правильный четырехугольник.
Пустыня подступала к нему почти вплотную.
Но во двор, за широкие деревянные ворота заставы, выкрашенные зеленой краской, пустыню не пускали. Отбрасывая густую тень, ранней весной и летом до поздней южной осени здесь шумели листьями деревья, посаженные пограничниками у небольших арыков. Рукав, прокопанный от ближней речки, наполнял водой небольшой бассейн, в который приятно окунуться раскаленным летним днем, усталым вернувшись с границы.
Деревья росли и вдоль казармы, защищая ее окна своими ветвями от безжалостного солнца, деревья выстроились, словно на проверку, и возле длинного приземистого здания, в котором помещались канцелярия заставы и ленинская комната.
Этот маленький клочок выгоревшей земли на три года стал домом для молодых солдат Анатолия Курсакова, Николая Александрова, Михаила Сорокина, для многих их товарищей, вместе с которыми они служили на границе.
С бьющимся сердцем они слушали рассказы своих товарищей и хорошо понимали, что надеть зеленые погоны и перебросить через плечо автомат — еще не значит стать пограничником… И учебные тревоги, и стрельбы, и пристальное изучение рельефа на том участке, где служишь, и умение безошибочно распознать любой ночной шорох — все это служит одной цели: надежно закрыть границу.
На противоположном берегу речки, в отдалении, огромными песчаными тушами застыли горы.
Чужая сторона. Там у нас много друзей, но много и врагов…
Застава Н. стояла на бойком месте — глубокие щели, где так легко укрыться от глаз, удобные броды, отдаленность от жилых мест… Все это могло вселить нарушителям надежду именно здесь пройти незамеченными.
Так было однажды ночью, когда в наряд ушли Василий Паутов и его напарник Алексей Моргунов. Над пустыней висела полная желтая луна. На контрольно-следовой полосе они не обнаружили ничего подозрительного. Спокойно дойдя до погранзнака, Паутов и Моргунов повернули обратно.
Начинало светать.
Поднявшись на холм, оба солдата замерли разом, точно по команде.
Впереди они увидели человека.
Переходя КСП, он тщательно заравнивал палкой свои следы… Не успел неизвестный и опомниться, как перед ним с автоматами наперевес появились пограничники.
В другой раз… Хотя, впрочем, не с этого надо начинать.
Давно известно, что нарушители обычно сторонятся населенных пунктов, опасаясь нежелательных встреч с жителями советских пограничных районов. Чаще всего под покровом ночи они стараются уйти подальше в глубь пустыни, к колодцам.
А вот сержанту Дмитрию Мазеину пришлось столкнуться с такими, которые действовали совершенно иначе.
Он, еще молодой в ту пору солдат, был назначен часовым по заставе. Стемнело быстро. Словно кто-то одним махом накинул на солнце черное покрывало. Мазеин спустился с вышки, пошел в обход территории.
Но вот он задержал шаги: два неясных силуэта на фоне неба… Наряд возвращается? Так вроде еще не время… И Мазеин, пригнувшись, бесшумно перебежал к сухому арыку, где рос густой камыш.
Двое в темных халатах двигались прямо на него.
Вот они уже совсем близко…
У Мазеина от волнения пересохло во рту. Он неожиданно поднялся им навстречу и хриплым голосом крикнул:
— Стой! Руки вверх!
На следствии потом выяснилось, что лазутчики вовсе не заблудились, как они утверждали при первом допросе. Они не случайно оказались возле заставы. В эту сторону они направлялись сознательно, уверенные, что здесь-то их во всяком случае не станут искать.
В полах их халатов были обнаружены искусно зашитые ампулы с мгновенно действующим ядом.
Такие простые невыдуманные истории из жизни заставы передавались от поколения к поколению, они помогали молодым солдатам лучше представить себе службу на границе.
Среди слушавших был и Анатолий Курсаков.
И он пережил все то, что неизбежно переживает молодой парень, попавший на границу. Воображал, что начнет хватать нарушителей чуть ли не в тот же час, когда вступит на заставу. Тяготился замедленным ритмом жизни здесь и беспрестанными учениями. Вскидывал ночью автомат, принимая какой-нибудь бугорок или куст за притаившегося нарушителя.
Но время шло, и Анатолий научился всему, что должен знать пограничник. Наступил такой день, когда он ушел в наряд уже не младшим, а старшим.
Однажды вечером злой зимний ветер забирался даже под туго подпоясанный полушубок.
Курсаков с рядовым Леонидом Поповым отправился на участок.
За несколько часов до этого днем в деревушке, что прилепилась на той стороне к пологому склону высокой горы, появилось двое незнакомых.
Одеты они были точно так же, как одеваются крестьяне в здешних местах.
Они, ни с кем не здороваясь, прошли по деревушке из конца в конец. На окраине из приземистой глинобитной мазанки им навстречу поспешно вышел высокий худой старик с сабельным шрамом через всю щеку и махнул рукой на дверь — заходите, пожалуйста.
В комнате, удобно устроившись на кошме, к старику обратился один из гостей — тот, что был постарше и повыше ростом:
— Шахым-ага!.. Тебя предупредили, что мы постучим в твою дверь на этой неделе?
— Да, я знал об этом, Шагельды. Я вас ждал. А когда вы хотите?..
— Хотим? Главным образом мы хотели бы, подобно тебе, получать свой хлеб и чай, просто сидя в пограничной деревне… Но времени нам терять нельзя. Сегодня ночью пойдем дальше, и да пребудет с нами милость аллаха.
Его спутник утвердительно кивнул.
Старик молча раздул угли в очаге. Когда язычок пламени весело заплясал по веткам старого сухого саксаула, Шахым повернулся к своим гостям.
— Я бы сам пошел с вами, — нарушил он наступившее молчание. — Ты напрасно, Шагельды, говоришь, что я хочу спокойной жизни… Да, сам бы пошел… Кто лучше Шахыма знает эти места, скажи? Но мне нельзя… Там меня слишком хорошо помнят. — Он невольно потрогал старый шрам на щеке. — Хозяин так думает — я могу только испортить все дело.
— Да, ты правильно говоришь, — согласился с ним Шагельды. — Если мы пойдем по неудачной тропе, всегда сможем найти хороший ответ, чтобы власти пожалели нас и разрешили спокойно пожить на советской земле. У нас же с собой ничего нет — ни оружия, ни бумаг… А теперь, Шахым-ага, сходи на площадь посмотри, не пришла ли машина. Грузовая, раскрашенная пестрыми драконами. Хозяин решил, что в район границы нам удобней всего добраться машиной. Машина на дороге вызовет меньше подозрений.