— Осторожней, Копылов! — крикнул командир пограничнику.
И вдруг случилось совсем неожиданное. Над гнездом во весь рост поднялась человеческая фигура. Бандит стремительно шагнул к краю пропасти и бросился вниз головой.
Окружным путем пограничники спустились на дно ущелья, подошли к распростертому на камнях телу, осмотрели его. На теле бандита насчитали тринадцать пулевых ранений. В подкладке ватника обнаружили документы. Расшифровать их могли только специалисты. Пока что было ясно, что прыгнувший в пропасть является важной птицей, коль предпочел смерть.
Спрятав документы в полевую сумку, Головин продолжил поиски второго бандита. Но тот не подавал никаких признаков жизни. «Может быть, тоже сорвался в пропасть? Их здесь множество…»
После тщательных попыток напасть на след Головин принимает решение возвратиться на заставу. Наряд встретил сам начальник отряда Зырянов. Выслушав доклад о стычке с бандитами, он одобрительно кивнул головой и проговорил:
— Знаю. Второго задержали пограничники соседней заставы. Он оказался раненым. Полагаю, что документы, доставленные вами, содержат важные сведения. Погибший был связным крупного резидента и шел со своим проводником в ставку Джантая. Оттуда его должны были переправить в глубь Синьцзяна. Кто отличился в бою?
— Все действовали смело. Особенно красноармеец Копылов и проводник Набоков.
Начальник отряда объявил всему наряду благодарность, а винтовку погибшего шпиона приказал вручить Николаю Васильевичу Набокову.
— Рад стараться, товарищ начальник! — Старик Набоков, старый русский солдат, щелкнул каблуками сапог. — Теперь поохотимся от души.
— Ты, я слышал, одним выстрелом двух архаров уложил? — поинтересовался Зырянов.
— Так точно! Уложил.
Головин подтвердил, что действительно на его глазах проводник одним выстрелом снял двух козлов.
Потом начальник отряда отпустил всех отдыхать, а Головина повел в комнату, где представил человека в штатском.
— Этот товарищ из Москвы, из ГПУ. Расскажешь ему все, что было в горах.
Пришлось Ивану еще раз рассказывать и о бое в водосливе, и об орлином гнезде, и о прыжке шпиона в пропасть. Представитель из Москвы внимательно просмотрел документы, привезенные Головиным, и похвалил его за смелость и находчивость.
…И вот теперь опять предстояла поездка на правый фланг, далеко в горы.
Иван собрал маузер, вложил его в деревянную кобуру и выглянул в окно. По двору заставы в сопровождении дежурного шло несколько неизвестных. А чуть позади шагал Бердикул, один из жителей ближайшего аула. «Опять, наверное, контрабандистов поймали!» — подумал Головин и, повесив маузер через плечо, поспешил во двор.
Неизвестные оказались членами научной экспедиции, прибывшей из Харькова, и имели на то соответствующие документы.
— Так вы из самого Харькова? — спросил он человека в очках.
— Из него.
— Значит, земляки. Я тоже харьковский. Из села Охочего. Может, слышали?
— Слышал, даже проезжал не раз.
— Давайте знакомиться. Головин Иван Семенович, помощник начальника заставы.
— Погребецкий Михаил Тимофеевич, начальник экспедиции Всеукраинской ассоциации востоковедения. А это мои помощники — научный работник Сергей Гаврилович Шиманский и композитор Николай Трофимович Колода. Остальные скоро подъедут.
— А на заставу вас какое дело привело Михаил Тимофеевич?
— Видите ли, цель нашей экспедиции — изучение района пика Хан-Тенгри. А район находится в пограничной зоне, и без вашего разрешения мы не можем начать работу…
— Да, таков порядок, — подтвердил Головин.
— Вот вы и дадите нам это разрешение.
— Не могу, дорогой Михаил Тимофеевич. Не имею на то права, хоть и рад был бы услужить земляку. Придется подождать разрешения из отряда. Но вы не беспокойтесь. Милости прошу ко мне на холостяцкую квартиру… Только жаль, что поговорить не удастся: подъедет начальник заставы — и я отбуду в наряд.
— В какую сторону? — поинтересовался Погребецкий и тут же понял, что такие вопросы на заставе не задают, поправился: — Извините, земляк. Понимаю, что глупость сказал. Сам солдатом был.
— Ничего… Так пока отдохните с дороги. Моя комната в вашем распоряжении. Будете моим гостем.
— Спасибо. Только умыться бы надо.
Головин огляделся, увидел красноармейца, не занятого делом, крикнул:
— Маслов! Обеспечь воду товарищу профессору.
— Ну какой я профессор, право, Иван Семенович! — виновато улыбнулся Погребецкий.
III
К вечеру подъехал начальник заставы и сказал Погребецкому то же самое, что и Головин:
— Без начальника отряда ничем не могу помочь. Телефона пока нет. Придется посылать в отряд нарочного.
— И сколько он проездит?
— Недельку, не меньше.
— Боже мой! — развел руками Михаил Тимофеевич. — Это же целая вечность.
— Другого выхода нет.
— А где ближайший телефон?
— Километрах в двадцати.
— Если я напишу телефонограмму и пошлю с ней одного из своих рабочих туда?
— Попробуйте. Но надежды мало.
— Бердикул знает дорогу. Его придется и послать.
— А сами пока отдыхайте. Где вас устроить?
— Я своего земляка нашел, Головина. У него и остановился. Гостеприимный хозяин разрешает жить у него и тогда, когда он уедет в наряд.
— Ваш земляк пока останется на заставе. Ну, спокойной ночи, товарищ профессор.
— И вы мне ученое звание присвоили! Я не профессор вовсе.
— Извините, если что не так. Обидеть, честное слово, не хотел.
— Так я пошлю Бердикула.
— Посылайте.
Погребецкий начал разыскивать Бердикула, а начальник заставы послал дежурного за Головиным. Тот быстро явился.
— Земляков, говоришь, встретил? — спросил его начальник.
— Из самого Харькова. Жаль, что выезжать надо. Не поговоришь.
— Успеешь наговориться, Иван. Экспедиция поедет на наш правый фланг. Если Зырянов даст завтра-послезавтра разрешение, то отправитесь вместе. Свою боевую задачу выполнишь и за учеными посмотришь. В горах, небось, они как малые дети. Любой контрабандист обидеть может. Да и люди Джантая в тех местах могут появиться. Наш наряд там есть. Задержится на пару суток. А пока иди, отдыхай. С земляком-профессором чайком побалуешься, про Харьков расспросишь.
Когда Головин вернулся к себе, то застал Погребецкого за столом, на котором была расстелена карта Тянь-Шаня. Михаил Тимофеевич что-то вымерял по ней линейкой и циркулем.
— Чай будем пить? — спросил хозяин.
— С удовольствием. Мне сказали, что вы остаетесь у нас.
— Да.
— Тогда у меня к вам будет много вопросов.
— Я тоже хочу кое о чем вас расспросить. Вот за чаем и поговорим.
Скоро чай вскипел. Головин достал из тумбочки стаканы, сахар, хлеб.
— Вот что я хочу спросить, Михаил Тимофеевич… — начал он. — Представляете ли вы себе, куда собираетесь?
— Что вы имеете в виду?
— Горы… Мы — народ пограничный, и то по леднику Иныльчек высоко не поднимаемся. А вы, ученые, горы, небось, впервые видите.
Погребецкий рассмеялся.
— Я, Иван Семенович, горы знаю хорошо. Основная моя профессия — альпинист, горовосходитель. Правда, на такую вершину, как Хан-Тенгри, подниматься еще не приходилось. Но обязательно поднимусь, обязательно.
— И я с вами!
— Нынче вряд ли удастся. Разведаем подступы к «Властелину духов», проведем подготовительную работу.
— Если вы специалист, то зачем откладывать?
— Дело это очень серьезное. Ни один человек еще не поднимался на Хан-Тенгри, хотя пытались это сделать такие специалисты, как Карл Риттер, Рудольф Шлагинтвейн. Попытки делали итальянские альпинисты Чезаре Воризо, Браккероль и Цурбригген. А в 1902 году до подножия Хан-Тенгри дошел мюнхенский географ Готфрид Мерцбахер с геологом и топографом Пфаном и проводниками-тирольцами. Экспедиция чуть не погибла.