— О Дьявол, Юзя, не сходи с ума, пожалуйста! Всё в порядке, всё хорошо, не нужно ничего поджигать – за это поймают и накажут.
— Всё в порядке? Ну да, вроде бы всё в совершенном порядке, я погляжу, ноо... — он потерянно посмотрел на неё, не найдя логичного умозаключения.
— Ночь! Это просто нооочь, да? Ночь, ты красива!... Наслаждайся и крути педали, Юзернейм.
Он удивился несвятой простоте этого ответа и тому, как речь её воздействовала нежно и успокаивающе. Они неспеша покатились дальше.
Словно по хитрому умыслу, кое-где по пути начали мелькать людишки и проезжающие машины. Чёрные всадники на одинаковых колесницах продефилировали мелкими улочками бессознательно, поворачивая куда заблагорассудится. На прямых, где не было препятствий, они равнялись и сцеплялись пальцами, смотря друг другу в глаза. А когда она решала поворачивать, он оставался чуть позади и смаковал в холодном свете фонарей этот неизменно гордый, прямой стан, хрупкую белую шею и нежно парящий шёлк волос. Её ботиночки, будто громадные копытца, как влитые упирались в педали и завершали величественный инфернальный образ.
Постепенно их физически разделённое, но ментально-совместное движение становилось заигрывающим плотским наваждением и проехав где-то коротенькую улицу, держась за руки, терпения больше не оставалось. Света переключилась на предельную передачу и втопила со всех сил, выказывая достаток энергии, и Юзернейм поспешил следом. Бешено пролетев несколько улиц, погоню вынесло прямо на большой проспект – у перехода чуть поодаль засиял зелёным светофор, остановивший немногий траффик, и они промчались в свете фар, чуть наискосок на ту сторону. Оказавшись на пустом широком тротуаре, юная леди прижалась к рулю, словно спортсменка, заработала ногами ещё активнее и пошла в заметный отрыв – но и некогда регулярный курильщик не плошал, хотя и поддерживать такой темп ему было тяжко, зато азартно-весело. Наконец, где-то впереди бесконечные здания справа расступились и показалась ниша с мелкими деревцами, знаменующая какой-то парк, сад или сквер – горячей парочке было не до уточнений. Свалив велосипеды в траву возле, они предались страстям на самой дальней скамейке. Утешившись, он полулежал на неудобных деревяшках – она на нём. Сейчас им было решительно плевать, насколько нескромно это выглядит. Очень тихо, дабы не нарушать тишину, молвил он:
— Интересно, ещё утром я был одинок, и в этой кондиции доведён до человеческого завершения... А за прошедшие часы... Столько произошло... Что-то такое... Очень великое! Теперь я определён в любви к вам... И ничто больше не занимает мой разум. Чувства переполняют и хочется говорить только о том, как беспредельно обожаю я вас... Как счастлив я проявлять эту ласку и растворяться в ваших глазах... Больше мне ничего не нужно на всей планете.
Она растаяла поцелуями и шептала:
— Я тоже тебя люблю. Совершенно также. Веришь?
— Ах, свет мой... Это же лучшее, что можно помыслить... И для чего можно быть!
Аттракцион небывалой чувственности лихорадочно набирал высоту; замирало даже дыхание города; фонари стыдливо отводили взгляды в сторону. Они снова лакомились одной конфетой; фривольно устремлялись ладошками; спутывались волосами! Маленькое торжество двух чёрных и одиноких сердец взламывало объективную реальность и форсировало её сервера работать в приватном режиме. Насладившись, он уселся на скамье как полагается правильному гражданину, а она, подобно плохой девочке, забралась и разместилась поперёк скамьи – согнув в коленях ножки прямо перед своим мужчиной, прижавшись их мягкостью к его левой ноге; и обнявшись почти плечом к плечу. Оказалось чрезвычайно удобно для поцелуев.
— Вы заметили, но не знаете... Сегодня обрушилась ещё одна моя статистика: я заплакал впервые за три года. Наконец-то. А то казалось уже, что больше никогда не удастся. Ведь это были именно экзальтические, радостные слёзы. Как и три года назад. Я только в таких всегда нуждался... Потому что черпаю особенное удовольствие.
Света прищурилась, и помедлив, ответила:
— Ого. Гедонистам и не снилось. Поздравляю.
— А о печальном не плакал уже, страшно подумать, лет восемь.
— Вот и не надо. Удовольствия же в этом нет?
— Нету. Но, думаю, для полноты жизни и реализации некоторых чувств это всё-таки иногда полезно.
— Эх... Я тоже давно не плакала. Как-то всё однообразно, и ничего такого не случалось. Ну и хорошо же... Давай не будем об этом. Какие у тебя ещё есть... Интересные статистики?
— Всякие. Неточного, правда, больше. Точные числа у меня есть о, — он закатил глаза и задумался, — зацепленных поездах, разгоне пека, отснятых фотографиях, прочитанных книгах, употреблённых наркотиках и психоактивных веществах, нанесённых самоповреждениях; о панических атаках, записанных сновидениях... И о сеансах самоудовлетворения в эпоху мастурбатора.