— Света, вы видели? Там... На улице... Происходит ВСЁ!
Хотя и было мрачно, атмосфера ощущалась торжественная. Возник какой-то звук, разлился журчащим гулом, оканчивающийся тонким, проницающим душу сверкающим звоном, и сия коротенькая метаморфоза от гула до звона переливалась зациклено и гипнотично, снова и снова. Это ненаглядная суккуба в свете свечей, приняв невозмутимую позу лотоса, играла на танбуре. Он четко это увидел каким-то немыслимым образом, просто ровно стоя на месте, едва повернувшись от шторы у окна к благоухающему в темноте торту-кровати. Опознать же, в какой она находится комнате, было в прямом смысле нереально – пространство потеряло статическое свойство. Юзернейм делал шаги, но не понимал куда – он обозревал всё, казалось, просто из одной точки. Да и коридор, вяло плавающий, извивающийся, и парочка новых дверей (разве здесь может вместиться столько комнат?) особо не вызывали исследовательского интереса. Под потолком, уносящимся далеко в темноту, тихо суетились и ворковали летучие мыши; на полу и рельефных поверхностях вдоль стен ползали змеи, очень большие, радостно шипящие и совсем не страшные. Огоньки свечей плавились маслянистыми радужными отблесками, выделяющимися вверх и невесомо парящими, сверкающими в воздухе. Светлана была где-то рядом, но он засмотрелся в играющую цветами под сводами темноту. Будто прямо на ушко она начала вкрадчиво шептать:
— Почувствуй. Это уже не та игрушечная реальность. И не безопасный мирок в далёких кустах. Сейчас мы и не в гостинице даже. Нет, мы в какой-то особой фазе. Смотри, мы можем воспринимать больше. Почувствуй – время остановилось. Ты успел забыть, что такое время? О, это как раз вовремя! Ведь оно приглашает нас. Это так тонко, что можно никогда и не заметить – но уцепившись, больше не потеряешь... Существует только вселенная этой комнаты. Это наше мгновение, наша сгорающая путёвка в самое сердцеее... Понимаешь ли – фантик снят, а вот и конфетка! Наслаждайся, Юзернейм, и не бойся обляпаться. Мы тут случайно, в горячке, раскололи бетонно-экзистенциальную скорлупу глобуса... И таким образом оформили заказ на солнечное затмение. Стало быть – получи и распишись... И скажи мне, что такое реальность? Скажи мне... Что есть реальность?... Ээх, ну ты и красавчик. Так как же ты назовёшь наш играючий полёт над этой великой пропастью?!... Брось пытаться, это бесполезно. Лучше обнулись. Растворись. Сейчас ты просто наслаждаешься спокойной грёзой, среди ясного синего неба, где-нибудь в стратосфере, в освежающим падении с крыши небоскрёба. Всегда. Просто замри и отскочи куда-нибудь в открытое окно, и смотри не потеряйся там в кукольных масштабах театра повседневности. Наслаждайся, когда оглянешься через толстое стекло большой головоломки, где живые соты из спектрального сияющего стекла о сглаженных углах, за которыми вяло движется суета, бросает долго поспевающие к нам световые лучи – кои преображаются сквозь цветные витражи миллионов сот в гегемонию сочных фруктовых созвездий в нашем горячем инфракосмосе... Ты знаешь, темнота состоит из всех цветов. А вот слышал ли ты, что: Love is the law? Теперь всё понимаешь? Делай что должен, и будь, что будет. И не важно, как события в этом месте могут войти в историю и что изменится. Ведь те, кто способны её воспринимать – смертны... Вот и умничка. Ты всё сделал правильно. А иначе бы мы и не встретились. Люблю тебя...
Отличить, где сказка, а где сон – было уже решительно невозможно. Ощущение огромного аквариума. Первобытное видение человека, заброшенного в эту комнату прямо из каменного века. Какие-то невероятные штуковины: гладкие чистые поверхности; свет свечей, вызывающий мистический ужас. Он попытался себя рассмотреть, и ему показалось, что он конь. А потом вдруг – что горилла. И внезапно, очень мускулистый и волосатый кроманьонец, но правда, со вздымающимся детородным органом всё-же конского размера. Шагнув к зеркалу, раздался громкий, точно выстрел, звук, а он подозрительно хорошо ощутил гладкость пола. Ещё шаг – и стук повторился. Йусернэйм сразу же догадался, но всё-таки медленно посмотрел вниз и встретил пару славных, хромированных и полированных копыт. «Матерь божья! Сбылась мечта идиота», — опешил и развеселился он. Кроме того, кожа на руках была чешуйчатая. И всё это, четко и неосмыслённо знал он, никакого отношения к кроманьонцам не имеет. Заинтригованно он протянул руки в верх...