Аутистко-шугейзерские, одержимые и упоротые движения этого самца не могли не сработать заразительно, выглядев со стороны доставляющими удовольствие, выражавшими лютый, штурмующий кайф. Вскоре они вместе прыгали, дёргались, обнимались, трясли безмозглыми бошками; и падали на диван, когда начинался не особо движовый трек. Незаметно, в квартиру вернулась также тихонько исчезнувшая Елизавета. В магазине она решила не мелочиться и взяла вискаря, томатного сока, лимона и перцев для приготовления Кровавого Иосифа, чем теперь и занималась на кухне.
Йусернэйм, отколбасившись под свой любимый "Through the Hosiery" рухнул на диван и заметил, что из самого центра взгляда его начинают настигать мультицветовые фрактальные туннели, раскрываясь из маленькой воронки до масштабов, сжирающих всю комнату. «Это Светочка шалит, упарывает меня по беспроводной связи», — догадался он. И пожелав на неё, всю такую чудесатую, поглядеть, вдруг не обнаружил любимую фемину в комнате, если это живое, летящее самоё в себе пространство можно было так назвать. Он повернулся направо, поглядел в окно, за коим застыло некое желеобразное сгущение и преломление лучей в темноте ночного неба. Оно было, конечно, живое и занимательное, но рядом обнаружилось кое-что поинтереснее. Это было супер-тощее тело раздетой и щедро выкрашенной кровью из перерезанного горла Виктории. Юзя и моргал, и закрывал глаза ладонями – но она никуда не девалась ни из мысленного взора, ни из реальности, если происходящее уместно было величать так – а было, всё таки, неуместно. Он обратил внимание, что держит в крепко зажатых пальцах бритвенное лезвие – и испугавшись, аккуратно потряс (оно прилипло на запёкшейся крови) и уронил опасную пластинку куда-то на пол. Ладони были испачканы кровью. Где-то глубоко в песочнице подсознания заливался тревожный звоночек, но ему сложно было понять, что же теперь делать?!... И потрогав её остывающую плоть, какбы уже ненароком и объяснимо испачкавшись в крови, он всё равно решил ничего не решать. Но, чёрт бы подрал, её тело всё равно оставалось прекрасным и ужасно напрашивалось в руки для изучения всех глубин. Символично, тут включился трек "Violent Dreams" – своеобразный наркоманский кошмар, где повествующий герой умиротворённейшим и безэмоциональным голосом многократно спрашивает, поверх пелены сгущающейся жути, некую Крисси: нельзя ли ему повести машину, ведь она знает – он умеет водить; ибо позади, без включенных мигалок остановились полицейские, и смело выбежали из машины, которую вдруг охватило пламя. Вскипающий в ритме нездоровых клавиш фрактальный хоровод сорвался и макабрически заплясал под "припевный" фрагмент, где невменяемый голос уже искажаясь, какбы дрожавши пел «на твоём месте, Крисси, я б позволил» (причем где-то в совокуплении этих звуков его русское ухо отчетливо слышало «да'рагой» ), и Юзернейма то одолевала паника, то заливала былая эйфория!
В центре комнаты, тем временем, стояла Шива-Света и готовилась запускать парашют в одиночку – благо, рук у неё для этого было предостаточно, и одною она даже поманила его пальчиком! У Йуса так натурально отвисла челюсть и встало сердце, что на микромгновение стало даже страшно, что оно не сработает обратно. Многорукая суккуба достала уже весь пакет, и он, отпустив все мысли, легко сорвался с места и подбежал к ней, ведь напас – это святое, и не так уж важно, что в комнате (если вообще была комната) находился труп девушки без одежды и, собственно, приглашающая покурить Шива.
Он закрыл глаза, удерживая дым, уносясь в бесконечные фрактальные цепи, кружочки, гранки, мысленные шлейфы, о Дьявол, как прекрасна жизнь! Внезапно, сзади его кто-то обнял за плечи, правда, очень холодными, прямо-таки ледяными руками, и стало так страшно оглядываться, что потеряв над собой контроль, Йусернэйм просто схватил со стола плойку, вырвал провод от монитора, и с размаху, швырнул её в окно, разлетевшееся на мелкие блесятищие в воздухе кусочки! Игровая консоль мигом пересекла лоджию и отправилась в относительно недолгий полёт. «Что я, блядь, сейчас наделал?!», — сумел задаться он вопросом, стоя на месте и смотря в темноту неба через оскалившееся осколками окно, и холодные руки сзади отпустили. Но вдруг у него перехватило дыхание – тут же, будто встретившись с батутом, скошенный монолит приставки влетел обратно, а он автоматически его поймал, безучастно глядя, как впереди из мелких пазлов собралось тонкое стекло в деревянной раме, всего за какую-нибудь одну чёртову секунду. В колонках тем временем разворачивался волшебнейший "Vietnam", и эйфорический ключ, вновь ударивший в голове, взвинтил молодого человека обратно в торжественное, ликующее беспокойство. Комната пульсировала, сливалась со звуком, выражающимся в световых игрищах, генерирующих трансо-фрактальные волны, вихри, потоки наслаждения, безумия и духовной пищи, о Дьявол, а жизнь-то была бесценным даром!