— Похоже, я чего-то не понимаю. Вы же любите меня? И хотите, чтоб я единился с другой. Это же странно.
— Ты всё никак не можешь отделаться от этих ранее неизведанных тебе человеческих репродуктивных моделей поведения и мировосприятия? Ладно, это понятно, ты действительно долго был запущенным случаем, хотя и познал благодаря этому очень важное. Мальчик мой, нативную романтику мы уже прекрасно изучили, мне понравилось, и я счастлива, что судьба подарила мне возможность получить такого человека и условия для столь ценного опыта. И ты тоже, я знаю. И романтика никуда от нас не денется. Я люблю тебя настолько, что по приказу могу шагнуть из окна, хочешь? И ты прекрасно ощущаешь, что смог бы убить за меня. Моя любовь позволяет отпустить тебя получить удовольствие, которое ты страстно желаешь, и даже разделить его. Мы останемся друг с другом даже если будем сношаться со всеми подряд.
— Но если я не хочу, чтобы вы с кем-то кроме меня сношались?
— Значит я не буду. Ты ведущий, я ведомая.
— И всё таки сложно поверить.
Она прикрыла ресницы:
— Пойми, ревность и измена – неотъемлимые элементы игрищ в тотальный контроль многих миллионов людей, репродуктивных особей, пытающихся устроить брак или семью – они нуждаются в этом по понятным причинам... Но у нас-то их нет и не будет. Ты можешь даже нежно целовать её и что угодно шептать на ушко – для меня это будет лишь твоя красивая актёрская игра, такая же очевидная фальш, как и для тебя самого. Потому что ты мой. И вся твоя воля. Считай, что это моё великодушие, — она подняла на него глаза и они загорелись, — я полностью в тебе, навсегда. Я в твоих глазах, в пальцах, в члене – мы поимеем её вместе. Как и любую другую. Никто не сможет встать между нами. Видишь, какая штука – я вся твоя, но ты слишком мой. Я не буду делать то, что тебе не нравится, но ты не сможешь сделать ничего, что не понравится мне. Мы – одно целое. Даже если я посажу своё тело в самолет и окажусь на другом краю планеты – я никуда не денусь из твоего тела, и продолжу наполнять тебя мыслями, озвучивая в воображении своим голосом просто для красоты.
Он вдруг подозрительно нахмурился. Света снисходительно улыбнулась:
— Милый, у тебя много правильных догадок. Но только, — она поднесла пальчик к носу, — тссс, ни слова. В определённый момент ты видел то, что тебе показывало и позволяло ощущать твоё воображение. И тебе не следует стесняться того, что ты видел. Я помогла тебе испытать всё это, чтобы состоялся этот разговор, и ты больше не тяготился пуританскими оковами. Мы не можем изменить друг другу, потому что мы – одно целое.
Юзернейм улыбнулся, обнял её, и начались горячие поцелуи.
Теперь мозайка минувшего часа сложилась в более-менее чёткую картинку. Света осталась в ванной, заткнула слив и начала набирать воду, объявив, что пока отдохнёт тут. Когда он вытерся и повернулся на выход, она бодро и многозначно шлёпнула его по ягодице.
Первым делом Йус зашел на кухню и опрокинул стаканчик кровавого Иосифа, затем направился в комнату. Было тихо, на потолке также сияла разноцветная россыпь, а в центре, с наушниками на голове, танцевала Виктория. Пройдя мимо, он обратил её внимание, а сам направился к столу со стаффом. Тихо посапывая, младшая сестра спала на диване – это было единственное смущающее обстоятельство. Фиолетововолосая сразу же приостановила свою музыку, сняла наушники и приняла участие:
— Вот тут сатива, тут индика.
Лежали в разных зиплоках небольшие насыпи. «Стало быть, выписала себе немного, раз уж денег подвалило», — подумал он. Стремящаяся угодить, Вика включила фонарик на смартфоне, а он взял смачный комочек сативы, и нарезал маленьким лезвием бумагореза две хапки – себе и ей. Насыпав стафф и накрутив крышечку на бутылку, он объявил:
— Только после вас.
Через несколько мгновений, накачав её и набравшись дыма самому (когда она тянула за ниточку, к ней приветственно тянулся его член), Йус запустил пальцы в петельки для ремня на её шортиках, и вовсю прижимал к себе, вдавливая задравшимся елдаком ей в пупок. Её оттянутая майка едва ли скрывала небольшую грудь с топорящимися сосками, и выдув ароматный дым туда, вдоль по её телу, Юзернейм более чем подогрел самочку. Шортики с неё почти спадали, и было резонно мягко подтягивать их вверх – она издавала забавное еле сдерживаемое урчание. Пристроившись на первом ярусе кровати, который принадлежал Лизе, они рисковали: деревянное строение предательски скрипнуло сразу же, да и гнев сестры, знала она, за такой экшен на её частной собственности был бы лютым.