- Не надо, - мягко попросил щетинистый и потерся щекой о висок короля; тому показалось, что его чистят конской скребницей. Бородатый испустил особенно жуткий, длинный воющий храп, стал сворачиваться клубочком, и его ноги оказались на королевской груди.
- Ничего себе! - пропищал Аластер Гвардхайдвад, потянулся к мечу в изголовье и быстренько выбрался из-под завала. Тут же он упал и постарался отдышаться.
- Меркурий, отцепись, раздавишь! - прохрипел смущенный бас.
- Подожди, дай хоть локоть разогнуть! - прикинулся старой развалиной епископ Герма.
- С вами как в утробе щенной суки! - выругался король.
***
Но они оказались старыми развалинами на самом деле. В плотном тумане костерок почти погас. Скорченные, дрожащие, отсыревшие старикашки, откашливаясь и пытаясь расшевелить суставы, откатили головни в воду, забросали уголья песком, спустили лодку, кое-как влезли в нее и отплыли.
Поскольку Аластер шевелился с большим трудом, а епископ Герма не умел работать длинным веслом, на корму уселся Хейлгар - как ни странно, но ему удалось-таки выспаться, и чувствовал он себя совсем неплохо, разве что чихнул раза два. Теперь они сидел прямо, мягко перекладывал длинное весло, а остальные двое недовольно хлопали глазами, громко скрипели и исходили лютой завистью. Даже в тумане было заметно, что у Зеленого Короля сильно распухли пальцы и отекло лицо, а епископ Герма мог поворачиваться только всем корпусом, с головой и руками сразу. Довольный Хейлгар посвистывал сквозь зубы и злорадно хихикал.
- Смотри-ка, он еще шевелится! - тут же отозвался король на особо ехидный смешок.
- Ну да. Прикончить вредную тварь!
- Да? И кто вас тогда повезет, развалюхи завидущие?
- Ну что ж...
- Преосвященный, ты меня до крови ободрал и чуть не придушил.
Епископ задумчиво потер щеку, на самом деле обнаружил кровянистую корочку и мрачно извинился.
- Обрить тебя, что ли, мечом?
- Смысла нет. Спать мы уже не будем, - и добавил, хмуро потирая ладони, сбрасывая невидимую пыль:
- Ужас. Ни разу не спал в такой большой компании.
- Да. И тесной, - добавил свою претензию король.
Тут епископ Герма резко пригнулся, а лицо его стало кирпичным; Хейлгар что-то неожиданно увидел под водой. Король Аластер удовлетворенно расслабился.
***
Испарился туман, и утро окрепло. Небо над рекой казалось бесцветным, солнце - белым, леса на холмистом и противоположном, низком, берегах - почти черными. Когда к епископу вернулась сосредоточенность, он попросил еще раз:
- Хейлгар, можно обратиться к твоему богу?
- Да, он со мной. Говори.
- Может ли он показать нам, как там у них, на дне Моря Крови? Надо же узнать...
- Да, - присоединился Зеленый Король, - ты единственный живой Дом Божий среди нас, и ты сделал Индрика и Горгон, хотя видели их мы с Броселианой.
- Хорошо. Если он согласится.
- Тогда поменяемся: передай мне весло...
Пока кормчие менялись местами, епископ неподвижно глядел в бледное солнце и думал так, свирепо и скорбно;
"Я тяну время, потому что последняя ночь пришла и ушла, без толку и без возврата... И нужны ли мне или кому-то из нас эти ненавистные боги?" Но видение крепко схватило его, как остальных.
- Зрите, что видит моя сестра! - изрек бог, очень похожий на змееногого, но более веселый, пухлый и женоподобный.
Сначала была плоскость, и на ней, как на бархатном зеленом плаще, были веером разбросаны кривые серые клинки. Веер сходился к Чаще, к Сердцу Мира, и Кровоточащим Копьем была именно эта из рек. Море покоилось между приливом и отливом, и вода его была легка, солоновата и воздушна. На дне сверкал город - он был живой, это пестрый радужный змей свернулся на стенках чаши и слегка шевелил яркими кольцами. Всюду плавали, летали, ползали, передавая друг другу некие искры и пламенна.
- Наш город живой, он нарастает, как змеиная шкурка или коралл, и запоминает все, что с ним и с нами было, - улыбнулась красавица.
- Но вам, - оборвал женоподобный, - нужно не это. Здесь мы играем стихиями, еще ниже наши братья двигают каменные плиты, что скользят по раскаленному ядру земли, но и это всего лишь детская игра! Но смотрите! Вы сделали другое.
Когда взоры соскользнули по склонам, по радужным кольцам, стало ясно, что бесконечно далеко в глубине прячется металлическое сердце Гермафродита. Сейчас оно покоилось между двумя ударами, и некий, крылатый, плотно сидел на нем. К нему прилетел второй, подобный, и сел на его место. Когда бог на секунду привстал, было видно, как сверкает все еще живое яйцо - боги высиживали его по очереди.
- Нам нужно, - спросил Зеленый Король, - как-то с ним поступить?
- Мы не знаем, - ответили бог и богиня, и тут видение оборвалось.
- И все? - разочарованно спросил живописец.
Теперь небеса над рекой расширились, были выпуклыми и голубыми, вода - мелкой и прозрачной, песок лежал редкими волнами, и кое-где виднелись камни. Зеленый Король повел плоскодонку к берегу.
- Здесь будет водопад, выходим!
- Но зачем?! - тупо изумился Хейлгар.
- Да затем, дурень, что мы должны войти в Сердце Мира еще живыми, - проскрипел епископ.
***
Глазастая плоскодонка выползла на отмель; вдвоем высадив короля, ее втянули на берег из жалости, чтобы не губить в водопаде. Потерянное весло уплыло. Берег представлял собою плоское травяное взгорье, с редкими кривыми сосенками. Но в отдалении росли еще привычные кусты, и сквозь них пробирался некто крупный. Ступать уже сейчас приходилось как в холодной высокой воде. Некто не отставал.
- Это еще кто? - заворчал Хейлгар, - Твои?
- Нет, - вслушивался король, - это не всадник и не олень. Четыре копыта, но шаг легче и короче.
- Тогда, наверное, приятели Фавна-Исповедника приняли нас за паломников. Задержат, они не отстанут.
- Ну, ждем.
Из-за кустов выбрался вепрь и поскакал навстречу. На четверть крупнее обычного, бурый, неравномерно заросший, с воспаленными проплешинами на боках; короткий волосатый хвост выпрямлен. Ближе - и вот, с клыков капает зеленоватая пена, падая наземь, выжигает траву. Голова странная - глаза сближены, скулы торчат отростками, клыки почти прямые, толстые и острые, разведены широко и укреплены у оснований какими-то костными плоскими треугольниками. Безобразный зверь.
Подбежав, резко встав, вепрь раскрыл пасть, горящую пламенем муфельной печи, и выпустил в воздух двенадцать шершней. Те повисли стеной, молча. Зеленый яд все еще капал, расползались горелые пятна.
- Погуляйте, погуляйте, сыночки. А вы, праздношатайки, стойте.
- Ты Турх? - крикнул Зрячий Хейлгар, - Ты только что гостил у Аннуин... Это она тебя...?
Король потянул из ножен широкий меч и шагнул на шершней.
- Стой, старик! Тебя не удержат ноги, ты выронишь меч. Мне нужны моя расческа, мой гребень и моя бритва! Где?!
- Турх, - обернулся к нему епископ, - пропусти! отзови сыновей, они все равно мертвы!
- Как бы не так! Пусть, пусть погуляют!
- У нас нет твоих инструментов! Не мешай, дай пройти!
- Они мне нужны!
- Но почему?
- Я не понимаю!
- Так! - заявил епископ, нацеливая длинный дрожащий палец сначала на короля и после - на живописца, - Вепрь этот мой. Стойте оба. Стойте, сказал!
Он сгорбился, подобрался, в углах черепашьего рта показалась легкая белая пена.
- Вы, оба - тупые тугодумы! Стоять! Ты за сорок лет не удосужился меня простить, а ты, ты... - он зашипел, потемнел лицом и умолк.
- Да, Герма, - слабо улыбнулся живописец, - я тобою ... злоупотребил. Я не знал, насколько это больно.
- Хоть какая-то польза от сегодняшней ночи.