Мой отец, Фрэнки Хеллер, так называемый Черный принц Уолл-стрит, получил двадцать восемь лет за махинации с ценными бумагами.
— Я всегда был большим почитателем вашего отца. Он был настоящим первопроходцем. Но при этом наверняка некоторые потенциальные клиенты, услышав о том, что вы сын Фрэнки Хеллера, хорошенько задумаются, стоит ли прибегать к вашим услугам. Однако ко мне это не относится. Насколько я понимаю, это означает, что вы вряд ли станете придавать большое значение всяким юридическим формальностям. Понимаете, о чем я?
— Яснее ясного, — сказал я. Посмотрел в окно. Красивый вид. Хай-стрит просматривается до самого океана.
Я перебрался в Бостон из Вашингтона несколько месяцев назад, и мне посчастливилось найти офис в старом здании в деловом квартале, которое когда-то, в девятнадцатом веке, было фабрикой. Снаружи оно походило на какую-нибудь викторианскую богадельню из романов Диккенса. Но внутри все — голые кирпичные стены, открытые трубы, просторные бывшие цеха — напоминало о том, что здесь когда-то занимались настоящим делом. И мне это нравилось. Кроме меня, здесь снимали помещения консалтинговые фирмы, бухгалтерская фирма и несколько небольших агентств недвижимости. На первом этаже находился демонстрационный зал магазина восточных ковров. Мой офис раньше принадлежал какой-то амбициозной интернет-компании, которая вылетела в трубу и не смогла платить аренду, так что мне он достался недорого.
— Так вы утверждаете, что кто-то в совете директоров сливает компрометирующую информацию о вашей компании, — сказал я, медленно оборачиваясь, — и вы хотите, чтобы мы — как это вы выразились? — перекрыли кран. Другими словами — вы хотите, чтобы мы прослушали их телефоны и проверили электронную почту.
— Ну-ну, — подмигнул он. — Не мне вас учить, как работать.
— Разумеется. И очевидно, вы понимаете, что предлагаете мне работу в значительной мере противозаконную.
Тут у меня зазвонил телефон — внутренняя связь, — и я снял трубку:
— Да?
— Ну, в общем, ты был прав, — произнес прокуренный голос моего эксперта по работе с данными, Дороти Дюваль. — Его зовут не Филипп Кертис.
— Разумеется, — сказал я.
— Не злорадствуй.
— И не думаю, — сказал я. — Это дело практики. Тебе пора бы уже понять, что со мной спорить не стоит.
— Ладно, ладно. Ну, в общем, я увязла. Если у тебя есть какие-то идеи, сбрось мне по имейлу, я проверю.
— Спасибо, — ответил я и повесил трубку.
У человека, которого звали не Филипп Кертис, был сильный чикагский акцент. Где бы он ни жил сейчас, родом он из Чикаго. И у него богатый отец: об этом говорили полученные по наследству часы. Я смутно припомнил: кажется, что-то такое попадалось мне на BizWire, что-то насчет проблем какого-то семейного бизнеса в Чикаго.
— Вы меня извините на минутку? — сказал я. — Горит тут кое-что. — Я набрал быстрое сообщение и отправил Дороти.
Ответ пришел меньше чем через минуту: статья из «Уолл-стрит джорнал». Я пробежал ее глазами и понял, что моя догадка была верной.
Я откинулся на спинку кресла.
— Есть проблема, — сказал я. — Меня не интересует ваше дело.
Он изумленно поглядел на меня.
— Что вы сказали?
— Если вы и правда навели справки, то должны знать, что я выполняю работу по сбору информации для клиентов. Я не частный сыщик, я не прослушиваю телефоны и не занимаюсь разводами. И я не семейный психотерапевт. У вас же явно семейная ссора, Сэм.
— Я вам сказал, что меня зовут…
— Не трудитесь зря, — устало сказал я. — Ваши семейные проблемы в общем-то ни для кого не тайна. Вы должны были получить в свое распоряжение папочкину компанию, пока до него не дошло, что вы обсуждаете с частными инвесторами, как перевести «Рихтер» в долевую собственность и распродать.
Его отец, Джейкоб Рихтер, начав когда-то с одной парковки в Чикаго, создал компанию ценой десять миллиардов долларов.
— Тогда папочка разозлился, — продолжал я, — и назначил другого генерального директора и преемника. Но так как вы в курсе всего, что касается папочкиного грязного белья, вы решили записать с помощью прослушки, как он предлагает взятки и откаты, а потом шантажировать его.
Лицо у Сэма Рихтера сделалось багровым.
— Кто вам рассказал?
— Никто. Я просто проверил вас на благонадежность. Я всегда предпочитаю знать, с кем имею дело. И очень не люблю, когда мне врут.
Рихтер вскочил.
— Ну, знаете, для человека, чей отец сидит в тюрьме за мошенничество, вы что-то уж слишком задираете нос.
— Не без этого, — согласился я. — Вы сами найдете дорогу из офиса?