Охранник впустил меня, я остановил машину возле дома, поднялся на крыльцо и позвонил. Примерно через минуту дверь открылась, и вышел Маршалл Маркус, протягивая ко мне руки.
— Никеле! — это было привычное ласковое прозвище, которым он всегда меня называл. Он крепко стиснул меня в объятиях. Когда я видел его в последний раз, макушка у него была уже почти лысая, а оставшиеся седые волосы он отращивал почти до плеч. Теперь он красил их в каштановый цвет, а макушка каким-то волшебным образом заросла снова. Не знаю, что это было — накладка или очень удачная пересадка волос. На нем был синий халат поверх пижамы, вид усталый.
Он выпустил меня из объятий и слегка отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо.
— Погляди-ка на себя. Все хорошеешь и хорошеешь! Девчонок небось палкой гонять приходится. — Он приобнял меня за плечи своей пухлой рукой. — Спасибо, что приехал, Никеле, дружище. Спасибо.
— Как же иначе, — сказал я.
— Новая? — спросил он, кивая головой в сторону моей машины.
— Давно уже у меня.
Я приехал на «Лендровере-дефендер-110» — приземистом, как джип, и практически неубиваемом. Не очень-то комфортабельный автомобиль, и в салоне довольно шумно, когда скорость выше тридцати миль в час. Но при всем при том лучшей машины у меня еще не было.
— Замечательно. Замечательно. Я на такой ездил когда-то в Серенгети, на сафари. С Аннелизой и Алексой… — Улыбка у него тут же пропала, лицо вытянулось, словно не выдержав больше притворства. — Ооох, Ник, — прошептал он. — Я умираю от страха.
Мы сидели в большой Г-образной гостиной, совмещенной с кухней, в удобных креслах, затянутых неуместными грязно-белыми чехлами.
— Вчера вечером она поехала в Бостон.
— Когда именно? В котором часу вышла из дома?
— Вечером, довольно рано, по-моему. Я как раз ехал домой с работы. Когда приехал, она уже ушла.
— А что она делала в Бостоне?
Он длинно, тяжело вздохнул.
— Да знаешь — все по вечеринкам бегает.
— Она поехала на своей машине? Или ее кто-то из друзей подвез?
— Сама. Она любит водить.
— Она собиралась встретиться с подругами, или это было свидание?
— С подругой, наверное. Алекса не ходит на свидания. Пока что, во всяком случае.
Интересно, много ли Алекса рассказывала отцу о своей личной жизни. Вряд ли, я думаю.
— Она сказала, куда поехала?
— Просто сказала Белинде, что ей надо кое с кем встретиться. — Маркус покачал головой и прикрыл рукой глаза.
Я помолчал несколько секунд и мягко спросил:
— А где Белинда?
— Наверху, прилегла. Она просто больна из-за всего этого. Всю ночь не спала. Совершенно разбита. Она винит себя.
— За что?
— За то, что отпустила Алексу, не расспросила как следует — не знаю даже. Нелегко это, быть мачехой. Каждый раз, когда она пытается… ну, знаешь, ввести какие-то рамки, Алекса устраивает скандал. Она любит Алексу как родную. Правда. Души в ней не чает.
Я кивнул. Потом сказал:
— На мобильный вы ей, конечно, звонили.
— Тысячу раз.
— У вас есть основания думать, что с ней что-то случилось?
— Ну конечно же, случилось. Не могла же она вот так просто сбежать и никому не сказать!
— Маршалл, — сказал я, — понятно, что вы напуганы. Но не забывайте, за ней уже всякие выходки числятся.
— Это все в прошлом. Теперь она хорошая девочка.
— Может быть, — сказал я. — А может быть, и нет.
Несколько лет назад, когда Алекса была маленькой, ее похитили на парковке у «Чеснат-Хилл-молл», прямо на глазах у ее матери, Аннелизы, третьей жены Маркуса.
Ничего плохого ей не сделали. Повозили и через несколько часов высадили на другой парковке. Она уверяла, что никакого сексуального насилия не было. Они с ней даже не разговаривали.
Вся эта история так и осталась загадкой. Маркус был известным богачом — может быть, это была просто сорвавшаяся попытка похищения ради выкупа. Во всяком случае, таково было мое предположение. Потом мать Алексы, Аннелиза, ушла из дома, сказав, что не может больше жить с Маркусом. Может быть, это было связано с похищением дочери, с пониманием, насколько беззащитна она в браке с таким богатым человеком, как Маркус.
Кто знает, в чем была настоящая причина. Аннелиза умерла в прошлом году от рака груди, ее уже не спросишь. Но Алекса после того случая так и не пришла в себя окончательно. Она начала бунтовать — курила в школе, поздно приходила домой, всеми способами искала неприятностей на свою голову.