— А он был дерзок? — уточнил Торн.
— Я даже не помню. Этот спор — полнейшая ерунда, потому что они никогда не ссорились, понимаете? Они были по-настоящему близки. Может, это просто проблема отцов и детей?
Последнее прозвучало как вопрос, словно она хотела удостовериться, что Торн ее понимает.
— Ясное дело.
— Ладно, я тогда пошла.
Торн смотрел ей вслед. Он-то уж точно знал, что она имела в виду, но главное, теперь он понял, что не давало ему покоя на этой кассете.
То, что сказал Люк, — вернее, то, чего не сказал.
Торн остановился на пороге комнаты, увидев, что один из постеров на стене у двери отклеился. Когда он протянул руку, чтобы приклеить уголок на место, то заметил, что под постером что-то написано. Он вгляделся в слова — в маленькие, аккуратные буквы, написанные на обоях черными чернилами. Решительное и потаенное заклинание разочарования, раздражения и ярости.
Из школы Холланд направился прямо в отдел, нашел себе письменный стол в сторонке. Ему требовалось пятнадцать — двадцать минут, чтобы собраться с мыслями, войти в общенациональную компьютерную систему полиции и тщательно изучить все материалы, относящиеся к делу. Когда он все закончил, то был уверен на сто процентов: ему есть что сказать, — затем он позвонил в Бекке-хаус и попросил Ивонну Китсон.
— Как продвигается дело о похищении, Дейв?
— Отлично.
— Скучаешь без нас?
— Послушай, начальник, хочу поговорить с тобой об убийстве Амина Латифа.
Прошло уже полгода, даже больше, с того момента, как трое белых подростков на автобусной остановке в Эджваре избили до смерти восемнадцатилетнего азиата — ученика выпускного класса технического отделения местного колледжа. Расследование проводилось — по вполне понятным причинам — на высокопрофессиональном уровне, но, несмотря на это, несмотря на выступления по радио и в печати и даже несмотря на наличие свидетеля, который подробно описал вожака нападавших, это дело быстро легло на полку.
Однако даже в архиве оно не перестало быть щекотливым. И запутанным.
Номинально это дело вел Рассел Бригсток, но непосредственно им занималась Ивонна Китсон. В сущности, это было ее дело — по крайней мере, она так считала — и ее неудача. Едва взглянув на тело юноши — на окровавленную руку, на кастеты в луже посреди дороги, — она уже знала, что эта смерть будет преследовать ее. И не имеет значения, поймает она виновных или нет. Преступления, вызванные ненавистью, обычно не забываются. А убийство Амина Латифа была совершено на почве лютой ненависти.
Холланд сразу же завладел ее вниманием.
Он сообщил, что видел некоего семнадцатилетнего подростка — и не только видел, но и разговаривал с ним, — который настолько похож на ее главного подозреваемого, что на это сходство невозможно было не обратить внимания. Описывая парня, с которым он и Парсонс беседовали пару часов назад, Холланд не сводил глаз со снимка, который только что распечатал на принтере. Фоторобот был составлен на основании описания, данного другом Амина Латифа — его соучеником, который был очевидцем драки и которому удалось отделаться парой сломанных костей и шестью месяцами кошмаров. Фоторобот не полностью совпадал с образом, стоящим сейчас перед глазами Холланда: светлые волосы были прилизаны — в значительной степени из-за того, что в момент драки стояла осенняя ночь, лил проливной дождь. Но, кроме прически, все остальное совпадало.
Это было лицо Адриана Фаррелла.
— Черт… вот черт! — за возгласом удивления тут же последовало более резкое выражение досады, адресованное самой себе. — Говоришь, Батлерс-Холл?
— Ну кто же мог подумать?
— Мы, — оборвала его Китсон, — мы должны были, черт побери, предположить.
Батлерс-Холл находился в нескольких километрах от места убийства Амина Латифа, но, безусловно, не так уж и далеко — школа попала в жирный красный круг, очерченный на карте в отделе тяжких преступлений. Все хорошо укладывалась в схему. Совсем неподалеку были расклеены плакаты «Разыскивается» и, вполне вероятно, некоторые учащиеся жили в тех домах, жители которых были опрошены во время поквартирного обхода. Конечно, невозможно опросить всех школьников во всех школах и колледжах района, но многие учебные заведения все же были отработаны, однако Ивонна Китсон не взялась бы утверждать, что среди них были ученики из Батлерс-Холла.
Подозрения в отношении этой школы даже не выдвигались по определению — убийцы-расисты не учатся в привилегированных заведениях.
— Какой он из себя, Дейв? Я имею в виду не внешность…
— Высокомерный, агрессивный. Самовлюбленный.
— А ты уверен, что тебе не показалось? Что ты не подгоняешь поведение этого мальчика под свои соображения?
— До этого у меня вообще не было никаких соображений об этом деле, — ответил Холланд. — Я смотрел, как этот маленький засранец идет прочь, а когда он обернулся — понял, что это парень со снимка. Мальчишка с серьгой в ухе.
Китсон несколько мгновений молчала. Холланд слышал, как она в задумчивости отхлебывает кофе. Ему показалось, что ее охватила растерянность — раньше он наблюдал, как она, Бригсток и остальные порицали за столь же безапелляционные заявления Тома Торна. Он также наблюдал последствия такой самоуверенности, когда безапелляционность вводила в опасное заблуждение.
— Вполне логично, — заметила Китсон.
Холланд облегченно вздохнул: до этого он ждал, невольно затаив дыхание.
— И что нам теперь делать?
— Вы все еще занимаетесь делом о похищении, насколько я знаю, — под этим предлогом я хочу на него взглянуть.
— Арестуешь его?
— Сначала хочу на него посмотреть — просто чтобы убедиться, что ты всполошился не напрасно.
Холланд боялся, что разговор с Китсон или любым другим коллегой может поколебать его уверенность, но случилось наоборот. Когда он подробно описывал свой разговор с Адрианом Фарреллом, когда описывал взгляд, который мальчишка бросил на Кенни Парсонса, он почувствовал, что его подозрения крепнут, перерастая в уверенность. И сейчас, когда от первоначальной злости Китсон не осталось и следа, он слышал нотки радостного возбуждения в ее голосе.
У нее были все причины радоваться.
Конечно, найти убийцу — это одно, а добиться его осуждения — совсем другое. Однако именно из-за беспрецедентной жестокости этого убийства у полиции были все шансы засадить убийцу за решетку.
Прежде чем забить Амина Латифа до смерти, его зверски изнасиловали. На теле были обнаружены следы спермы, по которым определили код ДНК преступника. И сейчас на холодном предметном стекле в криминалистической лаборатории на набережной королевы Виктории извивалась двойная спираль, способная установить личность убийцы. Последовательности генов в каждом витке прихотливо закрученной спирали недоставало лишь контрольного образца.
В коттедже Малленов царило похоронное настроение — над всем витало чувство безысходности.
Люди, присутствовавшие в многочисленных комнатах первого этажа, светлых на фоне сгущающихся сумерек, прилагали немало усилий, чтобы поддерживать видимость беседы и какой-то деятельности. Вроде бы все как обычно. Они пытались сдержать волну уныния, которая грозила в любой момент захлестнуть жилище, — точь-в-точь как черная, вышедшая из берегов река, что готова вот-вот поглотить свои берега.
В доме Малленов находилось человек десять, которых можно было условно разделить на две примерно равные группы: с одной стороны — члены семьи и друзья, с другой — полицейские. Торн, окутанный облаком сигаретного дыма, беседовал с Мэгги Маллен и большеротым сержантом, несшим какой-то бред о «банде похитителей в Харлсдене, которая капитально накрылась». Еще минут пять Торну пришлось говорить с братом Тони Маллена о футболе, а потом со вторым полицейским, обеспечивающим связь с семьей, — на тему «пошло все на хрен», прежде чем наконец удалось поговорить с глазу на глаз с Луизой Портер. Полчаса назад, когда он появился у Малленов, он поведал ей о том, что Кэрол Чемберлен сообщила о Гранте Фристоуне. Затем он поднялся наверх и столкнулся там с Джульеттой Маллен.