— И мы думали о них. Поэтому и решили рассказать ей о прошлом Гранта Фристоуна.
— И что, никому и в голову не пришло, что она может принять эту новость не очень спокойно?
Мэгги Маллен бочком вернулась в свое кресло. С дивана на нее с посеревшим лицом смотрел муж, как будто из него выбили последний вздох, на котором держалась его жизнь.
— Нас учили вести подобные беседы, — оправдывалась Мэгги Маллен. — Мы старались быть чуткими. Все просто… вышло из-под контроля.
— И что было после?
— Мы запаниковали. Там было столько крови. Мы не знали, что нам делать. В конечном счете, решили просто уйти. — Она взглянула на Торна. — Честно говоря, я не помню, чья это была идея. Правда, не помню. Все так запутанно. Это был несчастный случай.
— Несчастный случай, в котором, как вы знали, обвинят Гранта Фристоуна.
— Мы тогда об этом не думали, — ответила она. — По крайней мере, я. Клянусь. Но когда против Фристоуна было выдвинуто обвинение, мы обсуждали сложившуюся ситуацию, однако так и не решили, как поступить лучше. К тому времени уже было поздно делать заявления и пытаться что-то объяснить.
Торн медленно зашел за спинку ее кресла.
— Она была еще жива, когда вы ушли? — спросил он.
Мэгги Маллен опустила голову и отрицательно покачала в ответ.
Торн посмотрел на волосы, которые не мыли уже в течение нескольких дней. Только Мэгги и тот человек, который был с ней в квартире Сары Хенли в тот день, знали, говорит ли она правду.
— Вы знаете, что тело обнаружили ее дети?
— Да…
Тони Маллен положил дрожащие руки себе на колени. Он проглотил ком, стоявший в горле, и пробормотал:
— Господи…
— Значит, вы просто ушли, — подытожил Торн.
Она, не поднимая головы, кивнула.
— Да, мы ушли. Надеялись, что нас никто не увидит. — Она взглянула на Торна. — И нас никто не увидел. Мы пошли к Кэтлин Бристоу, которая отрядила нас на этот визит, и сказали, что мы никуда не ходили. Мы выдумали какую-то историю о том, что мне стало плохо. Потом все постепенно забылось. Казалось, нас пронесло.
— Именно поэтому он убил Бристоу? — спросил Торн. — У нее хранились записи о том, что вы должны были нанести визит Саре Хенли?
— Думаю, что да. Она знала, что между нами существуют отношения, так как однажды, после одного из собраний, случайно встретила нас в баре. Может, одно то, что она знала об этом, уже напугало его.
— Но почему именно сейчас?
Она заерзала в кресле, отбросила голову назад и стала обращаться к потолку:
— Я не знаю, что у него на уме. Я даже не отваживаюсь предположить, почему он все это совершил.
— Может, тебе стоило его об этом спросить? — заметил Маллен. — Во время одной из ваших милых бесед по телефону?
— Тони, пожалуйста…
— Поверить не могу, что ты знала, что Люк у него, и ничего не сказала. У него наш сын, а ты молчишь!
Торн посмотрел на то, что осталось от Маллена, на его бледное подобие; Тома переполняла жалость к этому человеку. Он солгал по незнанию, считая, что прикрывает простой адюльтер, и понятия не имел, что под угрозой находится самое дорогое.
— Сначала я думала, что он просто пытается меня запугать, понимаете? Потому что я сказала, что между нами все кончено, и вспомнила Сару Хенли. Он откуда-то был знаком с этой женщиной, Амандой, заплатил ей, чтобы она забрала Люка из школы. Я думала, что это продлится день-два, пока он удостоверится, что я поняла намек.
Торн знал, что он был прав насчет видеокассеты, когда счел странным, что Люк ничего не сказал своему отцу. Мальчику велели, что надо говорить. Все слова касались только матери, потому что именно ей предназначалось это послание. Ей и никому больше.
— Что он сказал? — спросил Маллен. — После того как похитил Люка, что он сказал, когда ты с ним разговаривала?
Сейчас она должна была дать самый тяжелый для нее ответ.
— Он сказал, что делает это, потому что сильно меня любит.
— Господи Боже!
— Так он думает. У него не все в порядке с головой.
— Почему же ты сразу этого не поняла? — Маллен стал тяжело дышать и покрываться багровыми пятнами. — Почему не согласилась на все условия, на все, что он ни пожелает, только бы отпустил Люка? Ты же видела кассету, видела, что они делали с Люком!
— Он сказал, что не хочет, чтобы мне было легко. Обещал не причинять ему вреда, заверил, что снотворное ему не повредит. Он сказал, что хочет удостовериться в том, что я поняла серьезность его намерений.
— Серьезность? — переспросил Торн.
— Потом, несколько дней спустя, я очень испугалась, потому что ситуация обострилась.