— Однако вы же любили Питера Ларднера, — заявил Торн. — Не так ли?
В конце концов он это понял. Разглядел в той крови, которая текла по ее рукам, телу, когда она баюкала своего бывшего любовника. Сейчас, впервые с тех пор как ее привели в маленькую, холодную комнатушку, Торн увидел, как смягчились черты ее лица. Увидел боль в ее глазах, в уголках губ.
— Я бредила им так же, как он бредил мною.
— Но вы могли бы быть вместе. Этого я понять не могу. Вы с Ларднером, дети…
На лице между морщинок опять залегли печаль и отчаяние, пока она подыскивала нужные слова.
— А вы всегда поступаете правильно?
Солгать было нетрудно.
— Всегда, — соврал Торн.
Было не ясно, поверила или не поверила Мэгги Маллен, когда медленно встала со стула и прошла мимо Торна к двери, где стоял дежурный. Глаза широко распахнуты, взгляд устремлен вперед.
Такие же глаза, как у ее сына…
Глаза широко распахнуты, взгляд устремлен вперед — лицо Люка казалось серым под козырьком бейсбольной кепки. Торн видел, как мальчика повели к задней дверце машины, как он наклонился, забираясь внутрь.
Торн оглянулся и тут же встретился взглядом с Джульеттой Маллен. Лишь пару секунду нее было совсем другое выражение лица, не такое, как у брата. Торн в ее глазах увидел только упрек.
Он завел двигатель и сделал музыку громче.
Спрашивал себя: почему в девяти из десяти случаев, когда поступаешь, как должно, чувствуешь себя преотвратно?
Эпилог
Когда Торн пришел в себя, ему хотелось пить, изо рта сочилась слюна, а в глазах стояли слезы.
Он видел своего отца, который бил баклуши, пока его лечили. Он был немногословен, просто наблюдал за происходящим. Он чувствовал, как образ его отца расплывается, становится призрачным, таким, как он сам. Когда Торн вышел из забытья, у него появилось отчетливое ощущение, что он избавился не только от боли.
Как будто одновременно исчезли оба его фантома.
Он развалился на трех подушках и прильнул к экрану телевизора. Смотреть сводку криминальных новостей — лишь портить отдых, но не смотреть он не мог. В Соединенных Штатах одной из наиболее узнаваемых звезд грозило длительное тюремное заключение, и три последние недели проходил фарс с отбором присяжных. Одна за другой отклонялись кандидатуры на том основании, что им известно, кто такой подсудимый, а следовательно, они могут делать предположения. Обвинение требовало объяснить, где они найдут присяжных, которые бы не слышали об этой мегапопулярной звезде и о приписываемых ему преступлениях.
Торн, все еще полусонный, закрыл глаза и нарисовал в своем воображении удивительную картинку жюри присяжных, которое состояло из эскимоса, бушмена из пустыни Калахари, члена одного из африканских племен с кольцом в нижней губе…
Предположения.
Мальчики и девочки из приличных семей и элитных школ не становятся убийцами-расистами. А став взрослыми, не похищают детей.
Если похитили ребенка бывшего копа, значит, метили именно в него.
Дети в безопасности, находясь рядом со своими близкими.
Торн знал, что у всех есть предубеждения, которые и хороших людей превращают в таких же отъявленных болванов, как и плохих. Что большинство предубеждений базируется на простом опыте. Но тем не менее…
Когда дело касалось виновности или невиновности, доверия или опасения, Торн, как никто другой, знал, что делать предположения — опасная штука.
Крамольные мысли.
В дальнем углу комнаты открылась дверь, и из ванной, вытирая руки, вышел Хендрикс.
— Отличные удобства.
Хедли-грандж — частная больница и профилакторий, раскинувшаяся на берегах Темзы недалеко от Кингстона. Именно сюда Столичная полиция направляла своих сотрудников, которые во время несения службы получали травмы и увечья. Тут Торн выздоравливал после операции на спине, которую он повредил, спасая Люка Маллена в домике в Сент-Полз-Уолден.
— С поганой овцы… — сказал тогда Холланд.
Хендрикс обошел кровать сбоку.
— Ну-с, посмотрим, что они там натворили.
Торн повернулся на левый бок. Он двигался осторожно, чтобы не повредить швы или трубочку, которая тянулась от капельницы с физраствором.
Было еще слишком рано говорить о том, была ли операция по удалению межпозвоночной грыжи проведена успешно. Спина продолжала болеть, хотя хирург сказал, что это, скорее всего, послеоперационная боль. Как бы там ни было, Торн уже несколько раз за три часа, после того как пришел в сознание, нажимал на кнопку, чтобы ему вкололи морфий.
Хендрикс поднял простыню и охнул.