Холланд и Парсонс побеседовали с несколькими девочками лет шестнадцати-семнадцати, тоже самоуверенными, но совершенно по-иному, чем их одноклассники. Парни отвечали лаконично и в свою очередь задавали встречные вопросы. Девчонки же кокетничали и хихикали. Холланд смеялся им в ответ, отлично понимая, что некоторые из них — очень хорошенькие и прекрасно об этом знают. Он посмотрел им вслед, потом повернулся и увидел, что Парсонс не сводит с него глаз — с притворной суровостью и поднятой от удивления бровью.
— Полегче, тигр…
— Ты что, совсем спятил? — Холланд резко оборвал Парсонса и тут же вспомнил, что Торн отреагировал почти такими же словами, когда ему завуалированно намекнули на Луизу Портер. Потом он повернулся ко входу в школу и впервые увидел того самого мальчишку.
Парень выходил на школьный двор еще с тремя ребятами; он не был самым высоким, не шел впереди всех, но все равно был в центре внимания. Он что-то сказал — остальные засмеялись, и Холланд сразу же понял, кто здесь лидер, вокруг кого крутятся остальные мальчишки.
Когда их группка подошла ближе, Холланд заметил, как мальчишка в один миг изменился внешне: одним быстрым движением руки ослабил узел галстука, другим взъерошил светлые волосы, а в левом ухе после этой манипуляции вдруг появилась золотая серьга в форме крестика. Обычное в общем-то превращение школьника в уличного парня.
Но Холланд глаз не сводил с этой серьги. Было в ней что-то знакомое, что-то очень важное.
Парсонс поманил рукой компанию к себе.
— Мы опрашиваем всех, кто мог видеть, что произошло с Люком Малленом в прошлую пятницу.
Последовала пауза. Они смущенно пожимали плечами, переминались с ноги на ногу, а их взгляды устремились к мальчишке с серьгой.
— Может быть, когда вы выходили из школы, — продолжал Парсонс, — то заметили, как Люк Маллен садится в машину.
В ответ прозвучали довольно бессвязные фразы.
— Да мало ли кто садится в машины…
— Я в ту пятницу в регби играл…
— А у нас было собрание о том, как мы на зимних каникулах лыжами займемся…
— Думаю, мы вряд ли будем вам полезны.
Последняя реплика принадлежала мальчишке с серьгой; в его речи слышался странный акцент — наполовину английский, наполовину американский. Такой же Холланд успел заметить у многих учеников этой школы — восходящая интонация в конце каждого предложения. Как будто в каждом слышался вопрос — мягкий, ненавязчивый, но безусловно требующий ответа. Мальчик говорил за всех четверых, и Холланд заметил, что те только рады этому. Он был тем, с кем каждый из одноклассников хотел «тусоваться» и кому хотел подражать. Холланд вспомнил о мальчике с портфелем, юном художнике, с которым беседовал чуть раньше. Этот парень был полной противоположностью того и, вероятно, изо всех сил к этому стремился.
Если быть честным, сам Холланд был непохож ни на одного, ни на другого. В школе в Кингстоне двадцать лет назад он корпел над книжками и был середнячком. Увы, он ничем не выделялся в классе, и глаза у него вечно были опущены.
Четверка уже развернулась и пошла по своим делам, но Кенни Парсонс быстро обогнал их и снова остановил:
— Минутку, юноши, мы еще не закончили.
— Неужели? — удивился парень с серьгой.
— Пропал один из ваших приятелей.
— Мы были едва знакомы, — засмеялся другой. Парень с серьгой бросил на него взгляд, от которого тот мгновенно сник.
— Значит, вы учитесь с ним в разных классах?
— Верно. В разных.
— Но в одной параллели?
— Тоже верно. Только вот понятия не имею, чем это может помочь! — Он снова развернулся и, перекинув сумку через плечо, решительно направился к главной дороге.
Холланд наблюдал, как парень с серьгой и его друзья уходят прочь. Что-то знакомое было в лице мальчишки, что-то важное. Дейв вспомнил, как тот разговаривал с Парсонсом, как смотрел на полицейского. Чернокожего полицейского…
— Наглый маленький ублюдок! — сказал Парсонс.
И Холланда как молнией ударило, внутри все похолодело (как когда едешь по горбатому мосту). Он наконец навел фокус. Крестик, болтающийся в ухе… Это лицо он видел раньше.
— Я считал, что у «золотой молодежи» манеры получше.