— Тебе кажется, понимаешь? — касается пальцами Ульяниного подбородка и аккуратно тянет вверх. — Ты еще ребенок, это не любовь.
Девушка тяжело дышит, сглатывает вставший в горле ком, убирая от себя его руки.
— Не называй меня ребенком, — пятится, упираясь в диван.
— Я старше тебя на тринадцать лет, у нас не может быть отношений, — он продолжает давить, говорит то, чего она не хочет, нет, просто в состоянии слышать. Намеренно делает ей больно. — Тебе шестнадцать лет.
— Не может? — вскидывает бровь, обнажая белые зубы. — Скажи мне это через два года! Скажи мне эти чертовы слова через два года, Громов! — Ульяна переходит на крик и полностью перестает себя контролировать.
— Не кричи, сядь, — подает стакан воды, — выпей. Я не знаю, что ты себе придумала, но между нами ничего не может быть. Никогда. Уясни это. Лучше сейчас.
— Хорошо.
Никольская делает большой глоток воды, ставит стакан на стеклянный столик, хохоча во все горло. Ее смех кажется истеричным, но очень быстро исчезает. Девушка закрывает рот, откидывает за спину копну русых длинных волос и резво поднимается с дивана.
Наверное, она даже успокоилась, перемолола услышанное, наверное, она бы сейчас даже ушла. Спокойно, с высоко поднятой головой.
Но спустя минуту, какую-то крохотную, нещадную минуту комнату озаряет чужая улыбка, озорной смех и до жути приторный голосок.
— Милый, я собрала чемодан.
Ульяна смотрит на зашедшую девушку. На ней короткое белое платье и кожаная куртка насыщенного синего цвета. Незнакомка останавливается, перешагнув порог. Внимательно глядит на Степана и нехотя переводит взгляд к Ульяне. Склоняет голову вбок, немного морща нос.
— Степа, это кто?
Уля кусает нижнюю губу и, сложив руки на груди, устремляя взгляд в серые и такие холодные Громовские глаза.
— Она что, летит с тобой? — брезгливо смотрит на брюнетку.
Он кивает. Просто кивает, даже не удосуживаясь ответить словом.
— Я тебя ненавижу, — пожимает плечами, быстро стирая пальцами скатывающуюся по щеке слезинку, — ненавижу, — всхлипывает, глупо улыбаясь и медленно мотая головой в разные стороны.
— Что здесь происходит? Степ?
— А ничего, — Ульяна подается вперед, останавливается на расстоянии шага от незнакомки. — Ничего, — разводит руки и с хлопком опускает их обратно. — Совет да любовь!
Громов прикрывает глаза, запрокидывая голову, вся эта ситуация выводит его из себя. Этот показательный концерт уже давно перешел все границы.
— Я отвезу тебя домой, — с силой сжимает Ульянкин локоть.
— Не трогай меня, убери свои руки.
Девушка переходит на крик, вырывается из его захвата и вылетает из гостиной. В глубине квартиры слышится дверной хлопок.
— Степ?
— Свет, потом.
— Кто это?
— Дочка друзей семьи. Не обращай внимания. Собери чемодан, я сейчас вернусь. Прослежу, чтобы не натворила глупостей.
Друзья, очень надеюсь на вашу поддержку!)))
Глава 1(1)
Прошло три года с событий пролога…
Переполненный людьми клуб и громкие басы взбудоражили внутренности. Широко улыбнувшись подружке, Никольская с вызовом протянула той бокал, доверху наполненный красным вином.
— Ты же понимаешь, что проиграешь?
Лиза приняла вино и даже сделала один небольшой глоток.
— Ты слишком самоуверенна, Самарина, о-о-о-очень.
Негромко рассмеявшись, Ульяна поднялась из-за стола, обхватила пальцами носок туфли и подтянула ногу к голове, якобы разминаясь. Пышная юбка, которая оказалась шортами, скользнула вверх по бедру.
— Или боишься? — опустила ногу, бросая взгляд в толпу.
— Только не тебя, Ульяша, только не тебя!
Девушки еще перекинулись парой слов и вышли в центр танцпола.
Внимание присутствующих быстро притянулось к этим двум персонам. Ведь это очень интересно: две красивые, стоящие на расстоянии четырех стульев девушки, сжав в руке по бокалу, доверху наполненному алкоголем, встают на исходную позицию.
Ульяна сгибает правую ногу, касается носком колена левой, самое обычное пассе. Плие левой, прямая спина, релеве и девелопе вперед. Вторая позиция и пируэт, еще и еще. Всего лишь забава на выносливость.
Они крутят фуэте, обращая на себя все больше внимания. У Лизки напряженное, сосредоточенное лицо, Ульянино же перекошено улыбкой. Именно перекошено, потому что ее и без двадцати фуэте подряд тошнит от жизни, а эта милая и обворожительная улыбка лишь защитная реакция. Ведь ей должно быть весело, хоть когда-то ей должно быть весело?!