Не сказать, что он как на духу мог сейчас вспомнить испытываемые тогда эмоции в отношении этой девушки, но то, что они были – несомненно. Какая-то затмевающая разум буря. За последние три года он больше не испытывал этого обреченного чувства, а теперь оно возродилось и не могло сулить ничего хорошего.
Громовской прерогативой всегда была прагматичность. Он строил свою карьеру, любил то, что делает, и не хотел отвлекаться, размениваться на интрижки, способные выбить почву из-под ног. Эта всеми любимая игра в любовь была не для него.
Сунув телефон в карман халата, Степан спустился этажом ниже, заглянул к пациентке, которую уже скоро начнут готовить к операции. Сам он редко вел задушевные разговоры и оказывал моральную поддержку. Он не психолог, он хирург, а чтобы унять предоперационную панику, существовали специальные люди.
Домой вернулся после десяти, четыре операции, ворох документов и надоедливые мысли никак не давали закончить этот бумажный бум быстрее.
Света ждала его на кухне. Сидела в самом коротком и самом прозрачном халате из всего ее гардероба. Когда Степан зашуршал одеждой в прихожей, девушка соскользнула с высокого стула и, мягко ступая по паркету, пошла на звук.
– Привет, – улыбнулась, словно и не она вовсе билась в истерике и приступах ревности этой ночью.
– Привет, – даже не взглянув на Талашину.
– Ужинать будешь? Я запекла утку.
Громов кивнул, вымыл руки, сел за стол, аккуратно поправил черную салфетку, лежащую под белой плоской тарелкой.
– Как дела на работе? – Света присела напротив, пододвинула Степе соль, перец и корзиночку с хлебом.
– Нормально.
– Устал, да? – хотела коснуться его запястья, но он убрал руку.
– Терпимо.
– Может быть, развеемся на выходных? Сходим куда-нибудь.
– Посмотрим.
Света нервно поджала губы, но не собиралась отступать.
– Кстати, твоя мама звонила, сказала, ты был недоступен.
Громов впервые за вечер поднял взгляд к Светиному лицу и даже проявил какую-то заинтересованность.
– Что хотела?
– Они приглашают нас на ужин, завтра. Тихий, семейный ужин. Мы же как вернулись четыре месяца назад, они уже в Германию укатили, так и не виделись до сих пор. Оксана Олеговна сказала, что они завтра утром прилетают.
– Во сколько ужин?
– Часиков в семь…
– Хорошо. Я заеду за тобой после работы.
Света расплылась в улыбке, хотела что-то добавить, но ее прервал телефонный звонок, на который Громов ответил, даже не взглянув на экран. Света тут же представила, как долго он смотрит на дисплей во время ее звонков, а после выключает звук, чтобы льющаяся из динамика мелодия не отвлекала его от очередной шлюхи.
– Натаха, тебе чего? – Степан немного повысил голос, но интонация была более чем дружелюбная.
– Степочкин, ты где? Ты занят? – послышалось в трубке, и Света крепче стиснула зубы.
– Дома, только вернулся.
– Отлично. Приезжай в «Бельмонд Гранд».
– Ты в Питере?
– Блин, ты вообще мои истории не смотришь, что ли? Конечно, утром прилетела.
– Люди, между прочим, работают, в отличие от некоторых.
– Громов, ты бяка. Ну составь компанию.
– Токману позвони, вот он рад будет. Оперативно тебе компанию сообразит.
В трубке повисает молчание. Света еще сильнее навостряет уши, стискивая пальцами белую бумажную салфетку.
– Ладно, найду себе развлечение без тебя. И да, когда понадобится помощь, на меня не рассчитывай.
– Так бы сразу, Азарина, шантаж – это явно твое. Жди, скоро буду.
– Целую.
Громов продолжает сжимать смартфон в руке, но убирает его от лица. Делает глоток яблочного сока и поднимается на ноги.
– У меня деловая встреча, – оповещает будничным тоном, словно Света не была свидетелем этого разговора.
– Вообще-то я все слышала. Деловая? И когда это твоя Свобода вдруг стала деловой?
– Давай без скандалов. Вернусь поздно, не жди, – торопливо, словно для какой-то отмазки целует Талашину в щеку и выходит из кухни.
Света смотрит ему в спину и раздосадованно швыряет на стол салфетку, которую она до этого сжимала в руке. Три года, три года она закрывает глаза на шлюх, безразличие и это отвратительное отношение. Нет, Громов не орет, не поднимает на нее руку, дает денег, помогает в ее карьере косметолога, но при этом ведет себя как полный мудак.
Ему абсолютно без разницы, что с ней, где она. Эти отношения ничего для него не значат. Они для него не более чем приложение к его насыщенной повседневной жизни. Выдохнув, Света убирает тарелки в посудомоечную машину, потуже затягивает поясок халата, в очередной раз решая, что ей необходимо действовать хитрее и мягче.