Это было очень больно, и боль от укуса словно яркой вспышкой озарила происходящее.
Василий Макарович понял, что допустил недостойный профессионала прокол, что следил совершенно не за той женщиной, что красный от ярости мужчина – это действительно ее муж и у него есть законное право расправиться с незадачливым детективом…
Оставалось одно – бежать, бежать от позора, бежать от неминуемой расправы!
Василий Макарович, не сводя глаз с разъяренного Александра, перебрался через балконное ограждение и только в последний момент понял, что люльки нет на прежнем месте…
Делать что-то было поздно.
Несчастный детектив еще несколько секунд цеплялся за балконные перила, беспомощно болтая ногами в воздухе, но тут к нему снова подскочил Доминик и укусил за палец.
Руки разжались, и частный детектив Куликов с жутким криком полетел вниз…
На его счастье, прямо под балконом оказался козырек крыльца, на который и свалился Василий Макарович. Благодаря этому козырьку он остался жив, отделавшись несколькими переломами, а также многочисленными ушибами.
– Ох уж эти мужчины! – приговаривала я, перебирая вещи. – Ну сколько же с ними хлопот! Глядеть за ними надо как за детьми! Ребенок хоть слушается изредка, а эти… Ну зачем, скажите на милость, он полез на балкон? Зачем доверился этим гадам, которые уперли у него люльку в самый нужный момент? Сам же говорил, что в нашем деле никому нельзя доверять, только напарнику! Ну и взял бы меня в напарники, уж я бы его не подвела! Но нет, он считает, что я гожусь только для того, чтобы варить ему борщи и перебирать бумажки! Оперативник, видите ли, из меня никакой! А кто, интересно, вытаскивает его из разных передряг? Кто попадает в такие места, куда ему вход закрыт? Кто устраивается работать то горничной, то уборщицей, то официанткой, то продавщицей?
Только не подумайте, что я повредилась умом и разговариваю сама с собой. Нет, собеседник у меня есть – вот эта развалившаяся сейчас посреди комнаты туша песочного цвета с лобастой головой и пастью размером с дорожный саквояж моей бабушки.
Бордоский дог Бонифаций, уменьшительно – Бонни. Бонни – свет моих очей, моя надежда и опора, Бонни – хулиган и капризуля, Бонни – верный и преданный, Бонни – смелый и грозный. Я люблю свою собаку и могу повторять это много раз. Бонни, со своей стороны, меня обожает, но совершенно не слушается. Он считает, что я легкомысленная, доверчивая и вообще небольшого ума особа, за которой нужно присматривать. И ни в коем случае никуда не отпускать одну. Поэтому Бонни всегда очень сердится, когда я оставляю его одного в квартире, он считает, что мы всюду должны ходить вместе. А когда Бонни сердится – это, доложу я вам, зрелище не для слабонервных.
Во-первых, он воет. И вой этот напоминает нечто среднее между воем дисковой пилы и пожарной сирены. Что там собака Баскервилей, Бонни даст сто очков вперед поезду, несущемуся с курьерской скоростью, на пути которого застрял автомобиль с незадачливыми гангстерами, как часто показывают в американских фильмах.
Во-вторых, мое ненаглядное сокровище, войдя в раж, мечется по квартире и бьется головой о стены. Не нужно обладать большим воображением, чтобы представить, как выглядит наша квартира, когда я задерживаюсь надолго. Но это бывает редко. Обычно я поручаю Бонни заботам дяди Васи.
Так получилось, что последние несколько месяцев огромный дог и немолодой милиционер на пенсии – вся моя семья. Родителей своих я не помню – они развелись, когда мне не было и года. Мы жили с бабушкой, она умерла, когда я училась на третьем курсе техникума. Больше никаких родных у меня не было. Потом я вышла замуж и прожила шесть лет в браке, искренне считая его счастливым. А когда выяснилось, что это не так, – я хоть и переживала ужасно, все же сумела выдержать и долгий изматывающий развод, и всевозможные гадости, которые устраивал мне муж, теперь уже, к счастью, бывший. В это тяжелое время меня морально поддерживал Бонни, хозяева которого трагически погибли, и у нас с ним получилось, как поется в старой песне, «просто встретились два одиночества, развели на дороге костер…».
Слава тебе господи, это чудовище не умеет пользоваться спичками, а не то спалил бы квартиру в мое отсутствие.
Дядю Васю мы придружили к себе позже. Он помог мне не только морально, но и физически – спас от обвинения в убийстве, которого, как понимаете, я не совершала.