Хотя, знаешь…
Ты просто скотина, Алекс! Ты заставляешь меня чувствовать то, что я не хочу. Ты перевернул мою жизнь с ног на голову, убил мою наивность и втянул в какую-то чертовщину.
Ты заставлял меня сходить с ума, когда ты рядом, и теперь я схожу с ума от того, что тебя нет…
Ну вот, опять плачу… Ты доволен?
Алекс, почему ты ушел? Что я сделала не так?
Ну, ответь же мне!…
Она свернулась калачиком, тихо всхлипывая и то и дело нервно вздрагивая.
Даже лунный свет старался избегать ее. Он мутным пятном лежал возле кровати, как преданный пес, ждущий, когда его хозяйка решит поиграть с ним.
Если все время крушить фундамент,
в конце концов, поедет крыша.
Третье января. Безоблачный день, залитый лимонно желтым светом солнца. По всюду развешаны гирлянды, и люди улыбаются друг другу. То тут, то там слышны «Звенящие колокольчики». Холодно, чертовски холодно, но, кажется, этого никто не замечает.
Здесь, на автобусной станции, народу совсем немного. Я поглубже натянул капюшон куртки. Меня, конечно, не вся Эурика в лицо знает, но лучше не рисковать. Автобус, плоскомордая тварь с тонированными стеклами, чихая и фыркая, подошел к остановке. Я протянул билет кондуктору и, пожелав ей счастливого нового года, прошел в самый конец. Напротив уселась какая-то старушка с кучей сумок, которые она наотрез отказалась сдавать в багаж.
Вот и все. Я уезжаю отсюда. Опять бегу от самого себя.
Эх, больно-то как. Да ничего не поделаешь… Сам во всем виноват.
Автобус тронулся, мягко покачиваясь на поворотах. Я закутался в куртку, засунув руки в карманы. Щемящие чувство не хотело уходить. Его флюиды щекотали в носу, прыгали по ресницам, заставляя навернуться слезы.
Нет! Не буду плакать. Не заработал я освобождения от этой боли.
Ко всем моим грехам теперь еще прибавится и разбитое сердце Дианы. И зачем, зачем ты?… Нет, даже сейчас я не могу произнести этого слова. Не могу даже думать об этом.
Господи, ни о чем не хочу думать! Все! Я уезжаю отсюда. Навсегда.
-
Сесиль торопливо побежала открывать дверь, когда увидела полицейскую машину, подъезжающую к парадному входу. Буквально через минуту в дверь вошел шериф, скинул форменную куртку, и Сесиль повесила ее на вешалку.
- Как она? - коротко спросил он.
- Плохо, - жалобным голосом ответила толлстуха. - Всю ночь плачет.
Шериф вздохнул и скорым шагом поднялся на второй этаж. Толкнув дверь, он вошел в комнату. Диана лежала в кровати, завернувшись в одеяло почти по самые уши. Он пододвинул стул и сел рядом.
- Диана…
- Уходи!
- Диана, мы сделали все, что могли.
Она вдруг резко села на кровати, и Уайтекер увидел ее лицо, осунувшееся за одну ночь, с кругами под красными от слез глазами.
- Все что могли! - закричала она. - Да что вы могли?! Если бы вы что-то могли, Алекс был бы жив! Алекс… Киса… были бы живы… Я тебя ненавижу! Я вас всех ненавижу! Это вы убили их! Вам Кисы было мало?! Так вы и Алекса у меня забрали!… Ненавижу… - Она закрыла лицо руками, падая на подушку, даже не стараясь задавить звериный вой, клокотавший в горле.
- Диана… - дядя положил руку на ее трясущееся плечо. - Ты не справедлива. Я понимаю, ты очень переживаешь. Но нельзя так волноваться. У тебя нервы не выдержат. Как вы это говорите, крыша поедет…
Диана вдруг залилась истеричным хохотом, сотрясаясь еще больше, чем от плача.
- Крыша поедет?!… Дядя, да она уже поехала! Я хочу быть с Алексом! Он мне нужен… Я хочу быть с ним… а его нет, - она сжалась в комок, снова срываясь на плачь. - Я хочу быть с ним… я хочу умереть…
- Девочка, ты с ума сошла! - шериф схватил ее за плечи, усаживая на кровати, но она была похожа на тряпочную куклу. - Что такое ты говоришь! Алекс - женщина! И не смей думать о смерти.…
- Да, я сошла с ума… - Она утерла слезы, опираясь второй рукой о постель. - Алекс - женщина?… Мне все равно… Он мне дорог, он мне нужен, а я нужна ему… Он единственный, кому я нужна!
- Неправда!
- Нет, правда. Вам нужна кукла… игрушка…… Вы хотите, чтобы я делала только то, что вы хотите…
- Неправда.
- Тогда почему я не могу быть с Алексом?? - она шмыгнула носом, поднимая на дядю бездонно-зеленые глаза.
- Диана… - шериф почувствовал, что сам сейчас расплачется. Губы задрожали. - Ди… Диана…