— Ром, пожалуйста, — подключаюсь я, — ты их чувствуешь, как и я.
— Совсем аномальное только одно. Там сатанисты какой-то лагерь устроили. Черепа коровьи на кольях. Я случайно наткнулся. Несколько раз бегал смотреть. Но времени мало было. Могу сказать, что как воронка засасывает. Вот это ощущение и есть ненормальность.
— Сможешь показать?
— Прямо сейчас темно. Не найдем. Лучше рано утром. Я в пять могу выбежать, чтоб до подъема управится.
— Поможешь нам?
— Помогу. Я вас чувствую. И мне интересно!
— Тогда завтра в пять я здесь буду.
Дед снял комнату в частном доме. Село Озерщина в трех километрах от части. Дом запущен. Думаю, нас просто пустили пожить, располагая хозяйскими ключами. Электричество есть и то хорошо. Нашлась кастрюля, которую я отмыла и на электроплитке сварила суп с головами семги. В местном магазине оказалась и такая экзотика. Мама рассказывала, что как-то в школе нам дали один раз черную икру. Про нее только в книгах читали. И кто-то наверху от доброй души решил просветить детей. В столовой выдавали половинку в крутую сваренного яйца с половиной чайной ложечки черных шариков. Я насчитала одиннадцать икринок. А еще один раз выдавали у мамы на работе консервы горбуши. Мама сварила рыбный суп, и мы с выражением гурманов медленно дегустировали розоватые волокна настоящей красной рыбы. Но ничего из этого я не помню, верю маминым рассказам.
Суп самой понравился. А уж дед съел две добавки. Собакена тоже не обделили. Спать улеглись все в одной комнате.
В пять я на месте. Дед идет сзади не торопясь. Рома в голубой майке, армейских галифе и сапогах. Я в спортивной форме, волосы прибрала заколками невидимками. Пара заколок у меня заточены остро нет. Тюремный опыт вспомнила, дома об напильник проще точить, чем о плитку или бетонку. На голову повязала черный платок на пиратский манер.
— Времени мало, я обычно бегом, — смотрит он на меня с сомнением.
— Побежали тогда, — улыбаюсь я.
Мы скрылись в лесу. По дорожке легкой трусцой хорошо бежать.
— Тебя отпускают бегать? — спрашиваю я.
— Конечно, отпустят они. Убегаю и все. Через забор махнул.
— А если поймают?
— Видели пару раз. Не ловили. Я же не в самоволку, а на зарядку. А поймают, плевать. Я художник, пока ценят.
— Как в художники попал?
— Художку закончил. Но она мало чего для практики дает. Понял принцип, как нарисовать эффективно и просто, вот и рисую. Отрабатывал навыки на рисунках для дембельских альбомов.
— Пером тоже пишешь?
— Это писаря работа. Они в каждом подразделении свои. Низший уровень. Пишу, если очень надо и больше некому. А художник — я один. Был еще Виталий Петров, этой весной уволился. Я остался.
— А художник это должность?
— Что ты! Какая должность? Это то, что умеешь. Умеешь водить, поставят на машину. Сварщик? Будешь сооружения варить или в автопарке работать. Ничего не умеешь, тогда со всеми — в наряды шуршать, канавы копать. Я — тут элита. Ставили на должность киномеханика, четыре месяца поначалу фильмы крутил. Но свободе мешает и рисовать всю агитацию кроме меня никто не будет и не умеет. Хоть разорвись. А какая у меня должность, мне наплевать. Я и не знаю. Есть, конечно, блатные должности, на которые не за умение ставят. Но нашему брату не светит. Пожарные — все армяне. Повара и хлеборезы — туркмены. Почта — хохол. Строевики — русские. Спортзал — молдаванин, фельдшера — русские. Ну и каптерщики, банщики и прочие. Кто как устроился.
— А ты как?
— Просто. Узнали, что художка за плечами. И все — я особо ценный кадр. Две каптерки в распоряжении, свобода относительная, подчинение замполиту полка. Строем не хожу.
— Не надолго это. Переделаешь все работу и выкинут.
— Думаешь? Не страшно. У меня еще и первый взрослый по классической борьбе, самбо тоже занимался. Бегаю сам. Так что физическими нагрузками не напугать. В группе, куда я прикомандирован, тоже есть ленинская комната, каптерка, замполит и дембельские альбомы. Без работы не останусь.
Мы прибежали на поляну. По краям на ветвях и воткнутых шестах собачьи и коровьи черепа. Темное место. Отличается от светлого соснового леса вокруг.
— Дорогу запомнила? По дорожке минут пять, потом влево сворачиваешь и еще метров двести. Побежали обратно.
Дед меня дожидается.
— Спасибо, Рома, — благодарю художника, — вечером сможешь выйти?
— А что еще нужно? — удивляется он.
— Мы с дедом сейчас посмотрим, вдруг что не то или не так. Нам кроме тебя особо и доверить не кому.
— Ладно. Только после проверки. Где-то пол одиннадцатого.