Внезапно маленький якут остановился, и подняв вверх руку, стал быстро пятится назад. Мы с носатым, следуя безмолвным указаниям товарища, схоронились между двух близко растущих деревьев и приготовив оружие, стали ждать, всматриваясь в медленно светлеющее, вместе с долгим зимним рассветом, поле. Ваня бесшумно улегся рядом, и на хорошем русском вполголоса проговорил, — Впереди немцы, сейчас появятся из-за сопки, и еще вон оттуда — показал он рукой куда-то вправо. — Много их? — спрашивает носатый. — Не знаю, но шумят сильно.
Вот как можно на фоне грохочущего боя что-то услышать? А он продолжил — может пятьдесят, может сто. Со спины зайти хотят. Да… Перспектива вырисовывается… — Что делать будем командир? — снова подает голос носатый. — Пока ждем, пусть выйдут на открытое пространство, а там как с лыжниками. — Вариантов у нас не много, если мы хотим пробиться к своим, нужно уничтожить стоящих между нами фрицев.
— Логично. — Якут привстал и глубоко вдохнул в себя воздух, словно принюхиваясь. — Расползаемся? — молча киваю, вопрос риторический.
Я решил остаться прямо тут, неплохое место, и если что, можно быстро сменить позицию. После двух-трех выстрелов меня определенно засекут, и даже если у них нет снайперов, нашпигуют свинцом — как здрастьте… Ветер почти стих, и только легкая поземка иногда посыпала снежной крупой. Лежу, периодически сдувая снег с прицела, и пристально всматриваюсь туда, откуда должны выйти фашисты. Вот из-за бугра появилась голова в каске, за ней еще одна и как-то разом они стали выползать по всей длине видимого мне пространства. Двигаясь в ту сторону, где все еще гремели взрывы и ревел огонь, фрицы хотели подойти к окончанию артналета, как раз тогда, когда наши бойцы будут приходить в себя после бомбежки.
Глубоко вдохнув, я перекрестился и нажал на спуск. Тут же мир вокруг изменился, разукрасив серый утренний пейзаж яркими всполохами разлитой в воздухе энергии. Время замедлилось настолько, что я мог взглядом проследить за выпущенной из винтовки пулей, словно провожая ее и благословляя на убийство — пока еще живых людей. Видимо Дух посчитал опасность чрезмерной, а зная его тягу к жизни, пусть даже и такой неполной, решил помочь сразу, а не дожидаться пока припрет.
Магазин стремительно пустел, скорость моих выстрелов была такая, что только после седьмого патрона меня поддержали якут с носатым. Благо на боеприпасах можно не экономить, их было вдоволь, во всяком случае, пока. Немцы отреагировали на стрельбу мгновенно, и стали падать не только умирая, но и в стремлении укрыться. Когда я опустил винтовку, стопроцентно попав раз пять-шесть, они уже надежно попрятались за укрытиями, на казавшемся издали ровным, поле. Небольшие ямки, валуны занесенные снегом и поэтому не видимые с моей позиции, служили им отличной защитой и маскировкой.
Не дожидаясь пока начнут палить в ответ, я отполз на присмотренное загодя место, ускорение больше не действовало, и все получалось как-то медленно. Фашистов было далеко за сотню, и снег вокруг моей бывшей позиции буквально вскипел от многочисленных попаданий. Фрицы перебежками, прикрывая друг друга стали быстро приближаться, громко переговариваясь на своем грубом языке, сначала не понял, отчего они враз заголосили, потом дошло — прекратился артиллерийский налет, и в наступившей тишине проявились до того неслышимые звуки. От их гортанных криков, мне стало страшно, да так, что от ужаса даже спина покрылась холодным потом. Главное, ни о чем не думать. Прижимаю приклад к щеке, поймав в прицел особенно наглого фашиста, делаю пару выстрелов и буквально отпрыгиваю за дерево. Не успеваю, и винтовка вылетает у меня из рук — выбитая пулей, тут же что-то больно обжигает шею.
Пизд*ц! Отвоевался! Немцы уже в двадцати метрах, еще несколько секунд и меня препарируют прямо тут. Лихорадочно соображаю, пытаясь зажать рану, кровь оттуда бьет так сильно, что даже мне, невеликому специалисту, становится понятно — это конец. Как назло дух пропал, когда нужно, его нет… Обида захлестывает меня, в глазах чернеет, и я начинаю ненавидеть весь мир, от отчаяния и безвыходности пытаясь впитать всю разлитую вокруг энергию.
Поддаваясь на мой зов, она, мощной струёй бьет из земли, из деревьев, из снега и даже из бледнеющей луны, наполняя мое тело и питая своей бесконечной жизнью. Мне, чтобы жить, больше не нужна кровь. Подскакиваю как на пружинах, и вылетев из укрытия вижу почти вплотную ненавистные морды откормленных немецких автоматчиков.